В общем, конфликтов было множество.
К счастью, Роберт устроил меня на работу в «Джемко», магазин уцененных товаров, так что у меня появилась уважительная причина удирать по вечерам из дома. Роберт занимал должность, о которой мечтал я, — работал в музыкальном отделе и продавал пластинки, кассеты и стереосистемы, но я отчаянно нуждался в деньгах и обрадовался, когда освободилось место в отделе игрушек. Роберт порекомендовал меня заместителю заведующего.
После формального интервью меня приняли на двадцать часов в неделю; восемь часов в один из выходных, а остальные двенадцать распределили по рабочим вечерам. Работа была легкой. Единственная неприятность состояла в том, что бесчисленное число раз за смену приходилось убирать за детьми, которые брали с полок игрушки, играли с ними и бросали прямо в проходах. И все бы ничего, вот только мой начальник Эллис Кейн был самодовольным идиотом. Он царствовал в игрушечном отделе и чувствовал себя оскорбленным, если кто-то не считал, что такую важную работу может выполнять только умнейший и прилежнейший человек. Он возмущался тем, что я, учащийся средней школы и почасовой работник, находил эту работу несложной и скучной.
И свое недовольство он вымещал на мне. Во всех нарушениях виноватым оказывался я. Он постоянно напоминал мне, что моя предшественница работала гораздо лучше, а если какой-нибудь ребенок блевал, или писался, или проливал сок, он добивался того, чтобы я, а не кто-то из уборщиков возился в грязи.
Я возненавидел сукина сына.
Однако еженедельный чек мне нравился. И нравилось чувство независимости, ведь теперь не приходилось вечерами прятаться в своей комнате, прислушиваясь к родительским ссорам. В общем и целом все сложилось не так уж плохо, и, если бы Кейна перевели в другой магазин или хотя бы в другой отдел, в этом мире не осталось бы никаких изъянов.
Мы с Робертом обычно проводили перерывы вместе, сидя на низкой кирпичной стенке за магазином. Это спасало нас от комнаты отдыха в обществе «бессрочниц» — пожилых женщин, работавших здесь с каменного века и слишком серьезно воспринимавших свою работу. Как-то в среду вечером в игрушечном отделе царила тишь да гладь; с шести часов вечера, с начала моей смены, ни одного покупателя, ни одного посетителя, просто рассматривавшего товары. Ну, я и решил устроить себе перерыв пораньше. Я заглянул в музыкальный отдел, где хрупкий старичок в безобразной клетчатой куртке спорил с Робертом:
— Это не то, что я хотел, и вы знаете, что это не то, что я хотел!
Роберт вздохнул, будто повторял свои оправдания в тысячный раз:
— Я говорил, что вам это не понравится. Я вас предупреждал.
— Это не та музыка, которую я хотел! Я сказал вам, что хочу музыку из «Космоса»!
— Да. И вы сказали, что тема из «Космоса» называется «Рай и ад». А я сказал вам, что у нас есть альбом «Рай и ад» группы «Блэк Саббат», но это, вероятно, вовсе не то, что вы ищете, и я был уверен, что вам не понравится. Вы ее все равно купили, а я сказал, что, если это не та музыка, можете ее вернуть. Вы действительно ее принесли, и я вернул вам деньги. Я не знаю, что еще могу для вас сделать.
— Я хочу музыку из «Космоса».
— Ну, боюсь, что у нас ее нет. Может, посмотрите в магазине грампластинок?
— Я очень недоволен обслуживанием в этом магазине! Очень недоволен!
Роберт промолчал.
— Ваш начальник получит от меня письмо! — пообещал старик. — Можете не сомневаться!
Письмо.
У меня в голове будто вспыхнула лампочка. Я подождал, пока Роберт закончит возиться со стариком, и мы вышли через служебный вход на разгрузочную платформу. Мы говорили о предстоящем концерте группы U-2, на который купили билеты, а меня сверлила потрясающая мысль: я ведь мог написать письмо в «Джемко» с жалобой на Эллиса Кейна. Я вспомнил о быстрой реакции на жалобу в «Бургеры Бака», обо всех своих посланиях в заведения фастфуда и в парки развлечений.
Розничные предприятия торговли и питания больше всего на свете боятся недовольных клиентов.
В тот же вечер, вернувшись домой, я написал письма директору магазина и президенту компании в штаб-квартиру в Делавэр. Я выступил разгневанным отцом, пытавшимся купить новый набор гоночных машинок «Лего», но некомпетентный Эллис Кейн отделался туманными отговорками.
Из-за переработок на праздник Четвертого июля — я замещал постоянных работников, ушедших в отпуск, — следующая неделя оказалась у меня выходной, а когда я вернулся, Кейна уже не было. Не знаю, что происходило в закулисье; отчитало ли его начальство и он в припадке гнева ушел сам, или он набрал слишком много жалоб и моя стала последней соломинкой, и «Джемко» его уволил. Просто я вдруг обрел нового начальника, а Кейн исчез со сцены.
В тот вечер я шел домой в приподнятом настроении, я чувствовал себя могущественным.
Это чувство испарилось, как только я переступил через порог кухни.
— С чего это ты улыбаешься? — прорычал отец. Он сидел за кухонным столом, и можно было подумать, что он пьян. Лицо багровое и воинственное, как в те времена, когда он напивался до чертиков. Однако на столе не было ни бутылок, ни банок, только открытая Библия.
Я покачал головой, надеясь, что такого ответа будет достаточно, и попытался мирно проскользнуть в свою комнату.
— И куда это ты направляешься?
— Я устал.
— А чему улыбаешься?
— Ничему. Я просто вспоминал одну шутку.
— Какую шутку?
Будь он пьян, я бы уже давно от него избавился. Он был бы просто не в состоянии вести допрос. А так я мог простоять перед ним не один час.
— Где мама? — спросил я, пытаясь сменить тему.
— А какая разница?
В ту же секунду она вошла в кухню из гостиной и, хотя вопроса моего не слышала, ответ услышала и сделала вывод с почти сверхъестественной семейной логикой, присущей матерям.
— Вон из моей кухни, — без всякого выражения сказала она. Ее слова предназначались отцу, но я воспользовался предоставившимся шансом и бросился по коридору к своей комнате.
Я запер за собой дверь, что практически вошло у меня в привычку, и задумчиво уставился на пишущую машинку. А ведь я могу устроить так, что папашу уволят! Заманчивая идея! Сколько я себя помнил, отец обращался со мной по-свински, и, если бы он не был единственным кормильцем семьи, если бы мы не нуждались в его деньгах, я давно отослал бы письмо в «Автоматик интерфейс» и ублюдка выгнали бы в два счета.
Я только представил, как на него орут за какой-то воображаемый проступок, как начальник унижает его, и мне сразу стало легко и спокойно. Я почувствовал себя счастливым.
В тот вечер родители отправились куда-то поужинать; чрезвычайно редкое событие. Том поспешил к своим мерзким дружкам и перед уходом, поигрывая косячком с марихуаной, предупредил меня: