Теперь-то я понял реакцию людей в том кинофильме. Прямая угроза не обязательна. Знаний об интимной стороне жизни вполне достаточно, чтобы свести человека с ума. Я стал ловить себя на том, что на работе, дома, повсюду, как телохранитель, зыркаю по сторонам, надеясь заметить пару незнакомых глаз, тайно следящих за каждым моим движением. Я наблюдал за всеми встречными-поперечными, пытаясь определить, не уделяют ли они мне слишком много внимания. В самой большой толпе я чувствовал себя одиночкой, а оставаясь один, ощущал чей-то пристальный взгляд.
Я и Генри не рассказал о тех письмах, но задал ему вопрос о корреспонденции вообще. В нашем жилом комплексе я ни разу не видел почтальона, хотя начал получать письма, в частности ответы на свои жалобы.
— Почтовая система в отличном состоянии, — рассмеялся он. — Она должна соответствовать всему механизму, не правда ли?
Я с улыбкой кивнул.
— Как ты, вероятно, догадался, у нас отсутствует обычная, ежедневная доставка. Фирма отфильтровывает все неважное: рекламные листки и все такое, оставляя ответы на вопросы или жалобы и, конечно, журналы и газеты. Все, что для тебя приходит, немедленно доставляется тебе на дом.
Вернувшись с работы домой, я решил не вскрывать очередное анонимное письмо. Я узнал почерк на конверте и по привычке, сохранившейся от прежней жизни, разорвал и выбросил нераспечатанный конверт. Как всегда, незначительный акт неповиновения взбодрил меня, и, совершенно счастливый, я отправился на кухню разогревать к ужину замороженную пиццу.
День был длинным. Я попытался — письмами — отомстить за убийство корейского подростка русским лавочником, на что ушло много сил. Ни один из участников конфликта не был силен в английском, и мне трудно было подделаться под человека, плохо знающего английский язык. Стэн пригласил меня на просмотр нового фильма о Джеймсе Бонде, но я слишком устал и отказался и провел вечер дома: смотрел по телевизору старые фильмы и читал компьютерный журнал.
В тот вечер перед тем, как принять душ и смыть дневную усталость, я тщательно проверил ванную комнату, но не нашел ни дырочки, ни щелочки, через которые за мной могли бы подсматривать. Я как следует зашторил окно и обследовал круглый светильник в потолке, но и там спрятанной видеокамеры не обнаружил.
Потом я быстро ополоснулся, сразу же обмотался полотенцем и прямо под полотенцем натянул трусы.
Черт побери ту Писательницу Писем.
Теперь я знал, что чувствуешь, оказавшись на другом конце письменной цепочки.
Я надел пижаму, прошел в спальню и уже собрался включить телевизор, как услышал снаружи странный шум: пронзительный вопль, который мог издать как человек, так и зверь. Отдернув штору, я выглянул в окно как раз в тот момент, когда с неба свалился голубь —
— прямо к ногам ведьмы.
Старая карга стояла на моей парадней лужайке и злобно на меня таращилась. Я невольно вскрикнул от страха и быстро задернул штору. Какого черта она тут делает? Почему она здесь?
Она умерла.
Собравшись с духом, я чуть-чуть раздернул шторы и выглянул в щелочку. Голубь лежал на лужайке, но ведьма исчезла.
Динг-донг.
Звякнул мой дверной звонок.
Я свернулся под одеялом, как маленький ребенок. Я был уверен, что ведьма явилась за мной, уверен в том, что она выследила меня, чтобы отомстить за свою смерть.
Динг-донг.
Опять этот чертов дверной звонок.
Динг-донг, ведьма сдохла, подумал я и едва не расхохотался. Истерика подступила совсем близко, а мой страх был нелогичным и всепоглощающим, как детский.
Дверной звонок прозвонил восемнадцать раз, и только потом все стихло.
Я написал письмо, из-за которого умерла ведьма, когда мне было восемнадцать лет.
Совпадение? Возможно. Но жутковатое. Охваченный паранойей, я так и не заснул; таращился в потолок, испещренный голубыми отблесками телеэкрана, а в голове метались идиотские мысли о необъяснимых, запутанных связях между ведьмой, мной и фирмой.
Утром я нашел в гараже лопату, подобрал мертвого голубя и выбросил его в мусорный бак.
В то утро по пути на работу я пытался обнаружить что-нибудь необычное. Я даже избрал другой маршрут, поехал по тем улицам, где подростком видел ведьму, но ее нигде не было.
А в офисе я увидел на стене прямо над своим письменным столом постер The Pigeons (голуби). Я никогда не любил The Pigeons.
И еще вчера на этом месте висел постер Грэма Паркера!
Я задрожал, хотя в кабинете было вовсе не холодно, скорее душно и влажно. Об этом я своим друзьям рассказал. Я даже заговорил об этом с Генри. Хотя Стэн и все остальные мне посочувствовали, ни с одним из них не случалось ничего подобного, и они не знали, как к этому относиться. Стэн и Шеймус предложили — если я действительно напуган — некоторое время пожить у меня в гостевых комнатах. По крайней мере, если ведьма опять появится, они будут свидетелями. Однако я не видел, как это может помочь, и, кроме того, это здорово походило на капитуляцию, на признание поражения. А Генри мне просто не поверил. Во всяком случае, сказал, что не поверил. Он предложил мне абстрактную поддержку и пошутил, что я, мол, перетрудился, а потому должен пораньше ложиться и побольше спать.
Весь тот день не заладился. Когда я сорвал постер The Pigeons, под ним оказалась репродукция обложки альбома «Блэк Саббат» — того, что с ведьмой. В кафетерии на столах появились композиции с большими изображениями вампиров, Франкенштейнов, оборотней, скелетов и ведьм. В моем нынешнем окружении не было детей, и я только сейчас сообразил, что надвигается Хеллоуин. Я вспомнил об Эрике и вдруг понял, что уже несколько месяцев ничего о нем не слышал.
В тот день я почти ничего не делал, но письмо в полицейский департамент одного из спальных районов Нью-Джерси закончил: предложил пристальнее следить за бездомными, поскольку они представляют угрозу для младших школьников.
Совпадение вовсе не показалось мне случайным.
Я рано уехал домой и долго сидел в своем крохотном заднем дворике, опустошая одну банку пива за другой.
Я ужасно скучал по жене и сыну.
Но мне нравилась возможность писать письма.
Вечером после ужина позвонила Элен узнать, как у меня дела. Я уже потихоньку начинал трезветь и убедил ее, что все в порядке.
— Ты… ты ничего не видел? — спросила она.
— Ничего.
Мы поболтали немного и распрощались. Только оказалось, что я поспешил с оптимистичным ответом.
Посмотрев, как всегда во вторник, очередную серию телесериала «Полиция Нью-Йорка», я отправился в ванную комнату, оставив телевизор в гостиной включенным на полную громкость, чтобы услышать одиннадцатичасовые новости. Я сидел на унитазе, занятый своими важными делами, когда вдруг осознал, что в доме — полная тишина.