Я шел на улицу, и целенаправленные прогулки по городу немного приглушали мою тревогу.
Джулия, как всегда, торчала дома. Они с Алессией, ее подругой, сидели над учебниками. Они были очень похожи друг на друга: обе умные и прилежные. Обе происходили из зажиточных семей и привыкли к удобному и надежному существованию. Дом в центре Бари, обставленный дорогой мебелью семидесятых годов, вилла в престижном пригороде, горнолыжные курорты, теннисный клуб и так далее. Я вступал в этот мир как путешественник-иностранец, смущаясь и сгорая от любопытства. Я вырос на другой почве. Компартия, политика, презрение к богачам с их порочными интересами. Гордость и легкий снобизм от сознания принадлежности к меньшинству и нежелание меняться — вот чем отличались мои родители. Да и сестра тоже.
А вот меня всегда привлекал мир богатых людей. К любопытству примешивалось что-то вроде зависти. Зависти к жизни, которая на первый взгляд казалась более легкой и беззаботной, не омраченной доходящей до исступления страстью критиковать все и вся.
Таким образом, после знакомства с Джулией я потихоньку начал вести нечто вроде исследования.
Мне нравилось ходить в эти дома, наблюдать, какой жизнью живут эти люди, принимать участие в их ритуалах и вертеться среди них, никогда с ними не сливаясь. Это увлечение — сродни упражнению в актерской игре — занимало меня несколько месяцев, то есть ровно столько времени, сколько мне потребовалось, чтобы его осознать.
Когда началась история с Франческо, в глубине души я уже устал от мира Джулии, но еще не понял этого.
Я приходил к Джулии, и они с Алессией бросали заниматься. Мы садились поболтать немного на большой кухне. Ее мать как раз возвращалась из своих послеобеденных рейдов по бутикам, парикмахерским или салонам красоты и часто присоединялась к нам. Пока не вспоминала, что куда-то опаздывает: на карточную партию, ужин, спектакль и так далее. Она почти каждый вечер куда-нибудь ходила. Отец Джулии, напротив, до позднего вечера пропадал в соседней квартире, где устроил себе рабочий кабинет. Он проводил в нем все свое время, и я почти никогда его не видел.
Мы часто оставались дома. Иногда одни, иногда приходил кто-нибудь из друзей — ее друзей, — и мы готовили спагетти или салат. По выходным куда-нибудь выбирались с теми же друзьями: в кино, а потом в пиццерию.
Я не помню, о чем мы говорили в те вечера на кухне Де Чезаре, среди подвешенных рядком дорогих сковородок, купаясь в ясном свете, запахе чистоты и комфорта. Запахе хорошо промытых комнат, свежей еды, роскоши и кожаных обивок.
Больше всего у них в доме мне нравился именно запах: богатый, приятный и ободряющий. Иногда я задавался вопросом, какой запах чувствуешь, входя в мой дом, и о чем говорит этот запах, неуловимый для меня, другим?
На следующий день после партии в покер с Роберто и Массаро я пришел к Джулии раньше обычного. Утром я обналичил чек и забрал свою половину выигрыша. Я купил ей сумочку, чтобы извиниться за вечернюю ссору и заглушить в себе смутное чувство вины.
Пакет с подарком она приняла с некоторым изумлением. А когда увидела, что в нем, изумление стало явным. Сумка стоила слишком дорого, а повода для такого крупного подарка не было.
— Мне бы такого парня, — вздохнула, уходя, Алессия.
Когда мы с Джулией остались одни, я все ей рассказал. То есть то, что можно было рассказать. Я играл в покер, мне невероятно повезло, и я выиграл кучу денег. Примерно так.
— Сколько ты выиграл? — Джулия широко раскрыла глаза и приблизила ко мне лицо, как будто хотела увериться, что все правильно поняла.
— Несколько миллионов, я же сказал. — Инстинктивно я понял, что лучше не уточнять.
— Несколько миллионов? Ты с ума сошел? Где ты играл? Она не злилась. Просто не могла поверить в историю, которая казалась ей слишком невероятной.
— Я играл в доме одного… одного приятеля Франческо Кардуччи.
— С каких это пор ты заделался другом Франческо Кардуччи? Сначала драка, потом игорный дом, что дальше? Пойдешь вместе с ним по бабам? Маму предупредить, что с тобой теперь нужно быть начеку?
— Он пригласил меня на игру — им не хватало четвертого партнера. Я же говорил тебе вчера, ты слушать не захотела.
— Ты не сказал мне, кто пригласил тебя на покер.
— Да ладно тебе, ты же видишь, я ничего не скрываю. И вообще, игра была как игра, ничего особенного. До той невероятной партии с двумя каре. Я не вздувал ставки, просто так вышло.
Пока я излагал ей эту полуправду, у меня появилось четкое ощущение, что моя жизнь раздваивается. К нормальной части добавилась темная, которую я ни с кем не смогу обсуждать. Я веду двойную жизнь, мелькнуло у меня в голове.
И эта мысль мне понравилась.
— Ты можешь объяснить мне, с чего это вы вдруг сдружились?
— Да не сдружились мы! И вообще я не вижу в этом ничего дурного или непонятного.
Произнося это фразу, я почувствовал в своем голосе странное напряжение, как будто хотел защитить Франческо от предубеждения со стороны Джулии. И тут же осознал, что неискренен с ней. Я действительно стал его другом и хотел, чтобы он стал моим, — так я думал, продолжая говорить:
— После той заварушки у Алессандры мы ушли вместе. По-моему, это вполне естественно — после того, что случилось. На прощание договорились, что сходим куда-нибудь вместе. Потом он собрался на покер, им не хватало партнера, и он позвал меня. Все.
— А если бы ты не выиграл, а проиграл эти деньги?
— Как я мог проиграть с каре дам?
«Это правда, — добавил я про себя, — ты просто упускаешь одну маленькую деталь». Джулия помолчала немного. Потом взяла сумку, повертела ее в руках, примерила на плечо.
— Красивая.
Я кивнул, по-идиотски улыбаясь.
В итоге она отложила сумку и спросила, не должно ли настораживать такое везение в игре. Надеюсь, нет, ответил я. Все под контролем. Главное, чтобы у нас с ней была возможность уединиться. А она у нас была: ее сестра полгода назад вышла замуж, отец уехал из города на конгресс, а мать ушла играть в карты. Так, для развлечения.
Мы занимались любовью в ее комнате, и я странным образом отдавал себе отчет во всех своих движениях и жестах, даже самых незначительных. Мной владело тревожное чувство самоконтроля, и я словно ощущал свое присутствие сразу в двух местах: здесь, где наши тела двигались навстречу друг другу в новом, прежде неведомом ритме, и где-то еще, далеко-далеко.
Мы лежали рядом в ее узкой кровати, и Джулия сказала, что, если выигрыш в покер производит на меня подобный эффект, она, пожалуй, отпустит меня еще разок. Я ничего не ответил.
Я смотрел в потолок. В той комнате я лежал один.
Прошло не меньше двух недель. Франческо не объявлялся. Еще через несколько дней я уверил себя в том, что он передумал, признал всю затею со мной неосмотрительной и решил ее бросить. Что ж, справедливо.