— Мой врач заверил меня, что я абсолютно здоров, когда я был у него последний раз.
Ему явно было очень уютно в этом новом мире высоких связей, дорогой еды и красивой одежды.
— Рейф, зачем мы на самом деле пришли сюда?
— Показать тебя людям: ты просто восхитительно выглядишь сегодня.
— Прекрати. — Она отмахнулась от комплимента прежде, чем он успел поколебать ее решимость, зная, как хорошо этот человек умеет сбить ее с мысли своими словами, глазами, руками. — Я имею в виду, зачем мы вообще выбрались в свет? Чего ты хочешь добиться, приглашая меня на свидания? Даже если мы переспим, ничего ведь не изменится.
— Если? Ты явно недооцениваешь меня, Сара.
Она осторожно поставила стакан на стол, чувствуя, как закипает в груди гнев.
— Я тебе не какая-нибудь бизнес-вершина, которую ты задался целью покорить.
— Я всегда хотел тебя. — Его глаза вспыхнули в свете факелов, но голос был холоден и деловит. — И сейчас хочу. Может быть, даже сильнее, чем тогда.
То, как он смотрел на нее, пробудило в ней давно убаюканные желания. Почему же он действовал на нее так, как никто никогда не действовал?
— Ты разбил мне сердце. Не обижайся, что я не горю желанием снова подставляться под удар.
— А может, ты разобьешь сердце мне.
Сара закатила глаза. Ее не пошатнут ни свечи, ни шум волн, набегающих на берег, ни его хитроумные маневры.
— Ходят слухи, у тебя его больше нет.
Рейф взял ее руку и прижал ее пальцы к своему запястью под манжетой, где бился пульс.
— У меня определенно все еще есть сердце, и оно стучит в два раза чаще оттого, что я очень хочу тебя.
Что за вздор — думать, что его сердце стучит быстрее по какой-то другой причине!
— Секс и любовь — совершенно разные вещи.
— Ты говорила обратное, когда мы встречались и ты хотела подождать до свадьбы. Так что же, Сара, мое сердце стучит быстрее, потому что я люблю тебя? Или секс и любовь — все-таки разные вещи?
Его пульс учащался с каждым его словом. У Сары пересохло во рту, язык, казалось, прилип к нёбу, и она не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Она была не готова настолько открываться перед Рейфом, но и остановить его не могла. Не дождавшись ее ответа, хриплым голосом он продолжил:
— Что ж, в таком случае мы можем безболезненно провести вместе всю ночь и делать, что заблагорассудится, не вовлекая в это наши сердца.
Сара отдернула руку и переплела пальцы на коленях, пытаясь избавиться от ощущения жара его кожи и биения пульса.
— Теперь я понимаю, как тебе удалось добиться такого ошеломительного успеха. Ты знаешь, как подать себя и свое дело.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Это мое право.
Сможет ли она спать с Рейфом, не раня саму себя, не уязвляя свои чувства? Предостережение Маргарет настойчиво напоминало о себе. Вряд ли Саре удастся сохранить холодную голову. Это значило, что ей следует либо встать из-за стола и уйти навсегда, либо собрать мужество в кулак и попытаться узнать взрослого Рейфа получше, чтобы понять, как вести себя с ним впредь. Она повзрослела, стала мудрее, почти ничего не осталось в ней от восторженного, наивного подростка. Она научилась действовать решительно, но осторожно. Может, за неутоленным голодом, мучившим ее долгие годы, скрывалось что-то более глубокое?
Саре было очень страшно, но она приняла решение:
— Что ж, давай начнем с ужина. Умираю от голода.
— Могу я сделать вывод, что ты готова?
Она сжалась от страха:
— Думаю, что да.
Огни ресторана за их спинами померкли: вечер подходил к концу. Рейф смотрел на Сару сквозь граненый бокал, полный янтарной жидкости. Мелкими глотками она пила свой шерри; Рейф полностью выполнил свое обещание сводить ее к Жаку.
Или почти полностью.
Он еще не был готов попрощаться с Сарой, а ресторан закроется тогда, когда он пожелает. Рейф отставил бокал и резко встал. Ему показалось, что в ее глазах мелькнуло разочарование.
— Пойдем прогуляемся по пляжу, — потребовал он.
Она чуть изогнула губы в улыбке:
— Мне не нравится твой тон.
Он молча протянул ей руку. Они слишком много спорили сегодня, и ему хотелось просто почувствовать ее прикосновение, ощутить силу, связывающую их; эта связь несколько ослабла от ее пламенных, озабоченных речей о фабрике Уорта.
Сара вздохнула и вложила свою руку в его:
— Господи, ты невыносим. Лучше бы я пошла домой.
— Но ты все равно пойдешь со мной.
Он крепко сжал ее руку, наслаждаясь знакомой нежностью ее кожи. Эти руки столько раз доводили его до исступления — в его машине, на этом самом пляже, в ее спальне, куда он пробирался через окно… Его тело немедленно отреагировало на эти воспоминания. Будет тяжело держать себя в узде, особенно глядя на то, как бриз треплет подол ее платья.
Сара наклонилась и сняла босоножки на высоком каблуке.
— Расскажи мне о своих женщинах.
«Какого черта?»
— Нет.
— Нет? — Она выпрямилась, держа босоножки за ремешки.
— Нет. — Он действительно ничего не собирался ей рассказывать. — Не хочу говорить об этом с тобой.
— Почему?
— Ты хочешь завести этот разговор, чтобы получить предлог оттолкнуть меня. Имеет значение только то, что сейчас я встречаюсь только с тобой. — Он коснулся ее подбородка. — Поверь мне, все мое внимание — твое.
Сара на мгновение прижалась к плечу Рейфа:
— Не совсем. Твое внимание по-прежнему приковано к твоим планам мести Рональду Уорту.
— Пожалуй, ты права. — Он забрал у нее босоножки и бросил их у тропинки. — Но ты все равно со мной сегодня.
— Чтобы заставить тебя передумать.
Рейф снял туфли, которые стоили больше, чем его первая машина.
— Тогда при чем здесь мои женщины? — Он бросил туфли и носки рядом с ее босоножками. — Ни при чем, разумеется, но мне приятно, что ты ревнуешь.
Она вздрогнула и отошла на несколько шагов:
— Я не ревную! Мне просто… интересно.
— Мне хватает даже лунного света, чтобы заметить, как ты покраснела. — Он пошел за ней. — Ты по-прежнему краснеешь до самой груди?
— Боже, ты такой…
— Мужчина.
Она рассмеялась и бросилась прочь. Ее волосы развевались на ветру; она вбежала в полосу прибоя и вскрикнула, когда волна лизнула ее ноги. Подобрав подол, она вошла по колено в воду, рассыпая вокруг себя брызги, танцуя, завораживая Рейфа.