– Какого спеца? – почти присвистнул Старый. – А с чего вы, господа хорошие, вообще взяли, что в Конторе знают о неучтенных ножницах Мойры?
«Господа хорошие» от таких заяв выпали в коллективный астрал. А Севастьяныч вдохновенно вещал дальше:
– Я сейчас не лавры имею в виду. Ничего, кроме благодарности в приказе, вам не выгорит. Если кому-то она требуется, сообщите, я рапорт составлю, озвучу эту трогательную историю. Нет желающих? Отлично. Не мне вам объяснять, что такое дело чести. Кое-кто из вас даже стрелялся в свое время по этому поводу. История этих ножниц имеет ко мне самое прямое отношение. Был момент, когда я допустил ситуацию. И ножницами перекроили то, что трогать нельзя было ни в коем случае.
– Чью-то жизнь, да?
– Десятки жизней, Тамарочка. А может, и сотни, если по последствиям судить. Дело достаточно давнее и, увы, непоправимое. Я эту историю никому из вас не озвучивал. Дуся могла по малолетству кое-что слышать, но вот не уверен. Евдокия, ты про свою мать знаешь что-нибудь кроме того, что тебе в справке о реабилитации написали?
– Нет. – Мне сейчас казалось, что в квартире воздух трясется. Вместе со стенами. Будто дрель кто-то врубил, только беззвучную.
– Не сомневался. При случае зайди в гости, просвещу немного по этому вопросу. А пока просто прими к сведению, что, если бы не эта вещица, у тебя в жизни много чего сложилось бы по-другому. В общем, мой косяк. Мне его и исправлять полагалось, а не конторским. По-хорошему, работать надо было в одно, пардон, рыло. А я вас привлек. Кого принудительно, а кого и вполне добровольно.
– Савва Севастьянович, а чего вы только сейчас в этой истории ковыряться-то начали? Раньше руки не доходили, что ли?
– Ситуация складывалась не в мою пользу. У нас за убийство коллеги всегда Казнь через камни полагается. А вот если коллега вне закона объявлена и к смерти приговорена, то совсем иной расклад. Получается не месть личного характера, а восстановление справедливости. Можно двух зайцев дуплетом уложить: и врага поймать, и собственную ошибку исправить. Не по закону, но по справедливости.
Аудитория продолжала сидеть в астрале. Слышно было, как Бейсик урчит.
– Исправили, Савва Севастьянович?
– Еще нет. Кстати, Дима, ты аргумент Евдокии передай, пожалуйста. Пусть ознакомится с принципом работы.
– Спасибо, не надо! Я эту гадость в руки не возьму!
– Заранее не зарекайся. Ребенок твой, если забыла, только что этими ножничками добро сделал, причем не себе, как ее учили, а совершенно левым мирским. Вполне достойное завершение трудовой биографии инструмента.
– А это она кому?
– Ребенку восемь лет, как она вообще умудрилась? Ее что, Ира учила?
– Савва Севастьяныч, я так понимаю, что мы теперь не аргумент искать будем, а Ирку-Бархат? Или все, окончен бал, погасли свечи?
– Афанасий, я это обязательно объясню. А пока хотелось бы подвести кое-какие итоги. Вот посмотри, как вы работаете. У тебя мирское оружие с собой, хотя ты взглядом подрезать можешь не хуже снайпера. Дуся вот сейчас на тебя полезла? Все видели, как именно? Я тоже думаю, что заживет. А ведь ты, Евдокия, воздушную пощечину могла бы закатить, для начала. Или вот гражданка Колпакова… Тома, понятно, что у тебя детство тяжелым было, но ты уже много чего знаешь. А ты по-мирскому! Как и остальные! При наличии собственного ресурса применяем чужие! А это, между нами говоря, такой же идиотизм, как… как…
– Как при наличии живой жены в бордель ходить. Барышни, пардон, – немедленно вклинился Ростя. Проявил, так сказать, инициативу на местах.
Опять нам Старый мозги вкручивает. Раньше про количество добра и зла на участках долбил, теперь про методы работы пену гонит. Как на собрании, та же скукотища!
– Дима? А вы где так командовать научились? Вы кто по профессии?
– Дрессировщик! У нас фирма, корпоративными праздниками занимаемся. Клоунада, мартышки, собачки. Евдокия, вы ведь в прошлой жизни гимнасткой были? Не хотите к нам? Коллектив веселый, зарплата тоже симпатичная.
– В позапозапрошлой! Димочка, я подумаю, хорошо? Вообще мысль интересная. У меня, кажется, муж не сегодня завтра безработным станет.
– Евдокия! Я тебе газету для безработных лично подарю, с годовой подпиской! В общем, господа, вы тут все специалисты, все с категорией и дипломом. А случись форс-мажор – будете сидеть и щелкать клювом! Я, возможно, резко говорю, но, поверьте, не для того, чтобы кого-то из вас обидеть. Вы зимние события вспомните, пожалуйста. Когда трое мирских за месяц смогли треть столичных Смотровых убрать под корень. Артем? Я про вас сейчас, да! Дуся, перескажешь ему все! А лучше – воспоминание прокрутишь! А почему так получилось? Они что, какие-то очень сильные были, эти Спицын с Зайцевым? Сами знаете, что ничего подобного! На вас напали, а вы рот разинули. Потому что никто никогда не обучал, как от мирских обороняться!
– Так по Контрибуции, нам же категорически…
– «Контрибуции»! Ростя, я эту дрянь вместе с твоей матерью составлял. Я, она и еще десять Сторожевых. Думаешь, если бы хоть кто-то из них до сегодняшнего времени дожил и посмотрел, во что мы превратились… Он бы лично пошел к Дуське в ванную за тем бензином! Мы как армия папуасов, пардон! В барабаны бьем, рожи у всех в боевой раскраске, но стрелять-то мы не умеем! На нас четыреста лет никто не нападал, так мы уже мышей не ловим!
– Да шут с ними, с мышами. Вы бы Иру-Бархат нашли для начала! Вы с декабря ее ищете. Сав-Стьяныч! Каковы успехи?
– Я ищу, Афанасий. И найду. Потому что мы с Ирой ровесники, понимаешь? Я знаю, что она может, а ты про это ни сном ни духом! У нас с ней старые навыки есть. А у вас нету! Вам предложи пять способов работы в случае ЧП, качественных, проверенных. И ни один на подобное не пойдет.
– Это почему?
– А потому, что эти наработки сейчас под запретом. Только и слышно: «Не тронь мирского! Он на тебя с огнеметом полезет, а ты его все равно не тронь!» Потому что Контрибуция! Все боевое – однозначно плохое! А как оно в свое время нас спасало, никто не помнит!
– Хайль Гитлер, Савва Севастьяныч! – Фонька спрыгнул с подоконника и вдруг вскинул руку в том самом жесте. Колпакова сразу дернулась. Мне как-то тоже подурнело, за секунду. А Старый продолжал стучать кулаком по посудомоечной машине, которая у него была вместо трибуны. Хорошо, что хоть на холодильник не забрался вместо броневика.
– Афанасий! Ты цирк для барышень оставь!
– Вы тогда тоже, хорошо? Думаете, только вас методы работы не устраивают! – Фонька пересек кухню, приблизился к посудомойке. Словно микрофон хотел попросить: – У меня наша Контрибуция знаете в каких печенках уже сидит?! Он убивать будет, а ты его не убей! Пальчиком мирскому погрози и отпусти! Пусть он дальше насилует и бьет!
– А как же закон?! – звонко отозвалась Турбина со второго подоконника. – У них… у нас свои законы есть! И совесть! Уголовный кодекс!