При обсуждении причин исчезновения Дэна пресса склонялась к самоубийству. Журналисты считали, что мать Дэна — бесчувственная, одержимая женщина, амбиции которой довели сына до предела. Это был несправедливый портрет миссис Хиггинс. Я наблюдал за ней во время импровизированной пресс-конференции. Она была шокирована и пребывала в отчаянии, что выходило за пределы обычной печали. Мать Дэнни ответила на несколько вопросов, стоя на ступенях полицейского управления Фэрвича под полуденным солнцем. Ее сопровождающие маячили на заднем плане. Она была идеально одета и причесана, а такого едва ли можно ожидать от пребывающей в печали матери. Репортеры приняли молчание за апатию, но для меня ее выражение лица было знакомым. Я назвал бы его признанием поражения хорошо одетым трупом. Слезы часто намекают на какую-то надежду, это катарсис раненой души, которая на подсознательном уровне знает, что все станет лучше. Но перейдя границу нормальности, печаль не вызывает действий, катарсиса или страха. Есть только пустота. Это, как я считал, мне известно лучше, чем большинству.
Прогноз погоды обещал новые снегопады до воскресенья, затем оттепель, с температурой до плюс десяти с лишним по Цельсию, а это уже создавало угрозу выхода Куиннипьяк из берегов. Проживающих на берегу граждан предупредили о необходимости освободить подвалы и следить за уровнем воды в реке, поскольку ситуация может ухудшиться до «уровня великого наводнения 1964 года», как выразился один метеоролог. Но в тот вечер оттепель была столь же далека, как лето. Я опустил голову и пошел назад в Торрен-холл. Падал слепящий снег, он мгновенно заполнял мои следы, стоило только сделать следующий шаг.
Я остановился у кабинета доктора Ланга, чтобы выполнить кое-какую работу, и зашел внутрь. Верхние этажи Торрен-холла полностью опустели. Обычно, по крайней мере, один преподаватель оставался у себя в кабинете допоздна, из-под двери сочился теплый свет. Но в тот вечер никого не было заметно. В каждом углу я ожидал увидеть Дэна, поджидающего меня, одетого в мятую одежду и пахнущего водой из пруда. Я представлял, как он стоит, прислонившись к стене, и грустно улыбается.
Я часто спрашивал себя, почему не положил конец всей драме, когда это было так легко сделать — телефонный звонок, поход в полицейский участок, пятиминутное признание. Я давал только один ответ — чувствовал, что у меня нет другого выбора. Хотя какой это ответ?
Я решил посмотреть все до конца, независимо от исхода, независимо оттого, насколько сюрреалистическим все станет. Когда ты верить, что убежал из ада — а несмотря ни на что, Абердин все еще оставался раем в сравнение с жильем в Стултоне, — ничто другое не кажется столь уж плохим.
Доктор Кейд созвал срочное совещание, оставив записки под нашими дверьми. Они были написаны его аккуратным почерком на маленьких листочках толстой бумаги кремового цвета.
В пятницу, в 17.00, я намерен провести собрание по обсуждению проекта и других важных вопросов. После него будет подан ужин.
Искренне Ваш,
Доктор Г. Уильям Кейд
Я не видел Арта с утра четверга. В половине пятого он с грохотом распахнул входную дверь и бросился наверх, даже не сняв пальто. Нил махал хвостом и следовал сразу же за ним. Хауи, шатаясь, вошел через пятнадцать минут — со стеклянными глазами, раскрасневшимся лицом. Его движения были медленными и выверенными. Рубашка наполовину выбилась из брюк, на груди бросались в глаза несколько красных пятен.
Я ждал в гостиной, и увидел, как доктор Кейд идет по подъездной дорожке с портфелем в руке. На лице профессора было обеспокоенное выражение, какого, как мне кажется, я раньше никогда не видел.
Каким-то чудом Арту удалось взять себя в руки, и он появился хорошо выбритым, в чистой и отглаженной одежде. Волосы он зачесал назад, и они выглядели так, словно Артур только что их подстриг. В дальнейшем я нашел в раковине их остатки.
Даже Хауи постарался. Он выпил много черного кофе без сахара, который мне пришлось ему сварить. Художник заодно принял душ и побрился, хотя солидный кусок белой пены все еще оставался у него на ухе. Из обрывков фраз, которые я соединил вместе, выяснилась причина его полукоматозного состояния. В «Погребке» проводилась какая-то вечеринка, и Джейкоб Блум торговал различными таблетками по пять баксов за штуку.
Мы уселись за обеденный стол с доктором Кейдом во главе. Он переводил взгляд с меня на Хауи и Арта.
— Бесспорно, мы переживаем тяжелые времена, — с самым серьезным видом заговорил профессор. — Тяжелые для всех нас. Но мы должны продолжать вести обычную жизнь и выполнять наши обязательства. Это единственный способ не дать печали парализовать нас, особенно — теперь. Быстро приближается срок сдачи рукописи, а мы почти на две недели отстали от графика. — Он сложил руки, спокойный, как буддийский монах. — Поэтому я должен в два раза увеличить нагрузку, чтобы успеть сделать все, что надо, к концу следующего месяца.
На лице Хауи отразилось легкое удивление, притупленное наркотиками. Выражение лица Арта остаюсь тем же.
— Я разделяю часть Дэна между вами тремя. Это — единственный способ успеть вовремя.
Доктор Кейд опустил подбородок на сложенные пирамидкой руки.
— Очевидно, что благополучие Дэна беспокоит нас всех, но никакие награды или обязательства по контрактам не должны изменить наших приоритетов никоим образом. Он — наш дорогой друг, и до его возвращения домой в целости и сохранности я не ожидаю от вас самых высоких результатов. Но все же, мы не должны показывать себя и в худшем виде. — Он посмотрел на Хауи. — «Labor omnia vincit», труд все победит. Давайте отвлечемся работой, чтобы дни не тянулись слишком медленно, пока мы ждем новостей от нашего друга.
Профессор отогнул рукав пиджака и посмотрел на часы.
— Я нанял повара на сегодняшний вечер — Клайва Веска, — объявил он. — Это старший повар гостиницы «Риверсайд». Он вскоре подъедет с уже готовым ужином. Мне очень жаль, что я не смогу присоединиться к вам, но я обещал матери Дэна поужинать вместе с ней в новом итальянском ресторане.
— В «Орези»? — спросил Арт.
Доктор Кейд кивнул.
— Как она? — продолжал Артур.
— Вполне прилично, учитывая сильный стресс, под которым живет постоянно. Можете себе представить ее состояние? — Он поправил галстук. — В некотором роде вы четверо близки мне, как дети. И зная, что всего один в опасности… — Профессор Кейд отодвинул стул и встал. — Я предпочитаю об этом не думать.
Он пожелал нам хорошего вечера и вообще всего хорошего, после чего отправился наверх через кухню.
Арт стучал пальцами по столу.
— «Орези», — произнес Хауи, глядя в никуда.
Несмотря на впечатляющее кулинарное мастерство Клайва Веска, это был не самый радостный ужин.
* * *
На следующий день я прошел пешком от Мейн-стрит до восточной части Фэрвича и оказался на Поси-стрит, где жила Эллен. Наконец-то нас порадовал красивый день, ясный и тихий. Везде бросались в глаза лужи, кучи серого тающего снега, сосульки падали с крыш и пробивали дыры в сугробах. Я позвонил в квартиру девушки, стоя перед входом в дом, а пока ждал, бросил несколько снежков в телеграфный столб. На краю канавы, по которой уже текла вода, сидела ворона.