— Нет-нет, — быстро возразил он.
— Послушай, я — босниец, но у меня американский паспорт. А ты?
— У моего брата есть паспорт.
— И кто он — кувейтец или американец?
— Да. Ты прав. Но Ахмед все равно не доверяет тебе.
— Ахмед? Тот человек в соседней клетке? Я тоже не доверяю Ахмеду. Слишком много он говорит с имамом. Но мне от него ничего не нужно. Поэтому какое мне дело?
Повисла пауза.
— Он говорит, что ты шпионишь на американцев.
— А имам — нет?
— Он сказал только о тебе.
— Тогда он не очень умный.
— Ты не прав. Он очень, очень умен. Он знает о свадьбах. Он знает о свадьбах очень много.
— Тогда да благословит его Аллах. Я его друг, доверяет он мне или нет. А теперь давай немного поспим, пока стало чуть-чуть прохладнее.
Кувейтец замолчал на пару минут.
— Только две свадьбы были отменены.
— Хамдулиллах, — сказал я. — Теперь я могу спать спокойнее.
Через две недели после первого посещения Гриффина, тридцать два дня спустя после моего прибытия в Гуантанамо и восемьдесят два дня спустя после того, как на меня впервые надели кандалы, Гриффин привязал меня к каталке и покатил в помещение для допросов на нашу вторую встречу. Он прислонился к столу, глядя на меня сверху вниз. Конвоиры хотели привязать меня к стулу.
— Оставьте нас одних, — сказал он им.
— Сэр? — спросил один из конвоиров.
— Оставьте нас одних. Следователь имеет эту привилегию. И я хочу воспользоваться ею. — Гриффин посмотрел в нетерпении на свои часы.
Конвоиры ушли. Дверь за ними закрылась, и мы остались запертыми в комнате для допросов. Я стоял, но ноги у меня по-прежнему были в кандалах.
— Им бы пришлось остаться, если бы они сняли это дерьмо, — объяснил он. — Не могут оставить меня один на один с таким опасным сукиным сыном, как ты.
— Кажется, у меня есть кое-что, — сказал я.
— Правда?
— Еще шесть кораблей.
— Мы это знали.
— Хочешь сказать, что вы слышали об этом? А я это подтверждаю. Есть и еще кое-что, но сначала расскажи мне, как там Мириам и Бетси.
— У них все хорошо, — сказал Гриффин, но его лицо тронула какая-то легкая грусть.
— Что-то не так?
— С твоей семьей все в порядке. — Он уже владел своим голосом. — А теперь рассказывай, что у тебя.
— Гриффин, дружище… что-то не так?
— Скажи, что у тебя есть. — Он снова посмотрел на свои часы — большой стальной «Ролекс». — Ты знаешь мишени, по которым будет нанесен удар? Сколько кораблей?
— Шесть.
Он кивнул.
— Из какого порта они вышли?
— Думаю, где-то в Индонезии. Не могу точно назвать остров. Но с тех пор прошло время. Идея заключалась в том, чтобы потерять корабли, а потом полностью изменить их названия и всю документацию во время долгого путешествия вокруг света.
— Мишени?
— Две новые цели в США: Хьюстон — из-за Буша и нефти.
Гриффин опять кивнул.
— И Чикаго, потому что он находится в центре страны. «Самое сердце страны», — так они говорят. Но в любой момент все может измениться.
— Где еще?
— В Нью-Йорке и в Бостоне, как нам уже известно. И за пределами США — в Гибралтаре и Панаме.
— Отличный результат, — воскликнул Гриффин. — Что-нибудь еще? Имена? Даты? Способы?
— Индус со мной не разговаривает. Он общается с кувейтцем. И он считает, что я американский шпион. Кто-то сказал ему, что я американец. Как думаешь, кто, мать его, это сделал?
— Не знаю. Но я проверю.
— Хорошенько проверь этого гребаного имама, которого прислал нам морской флот.
— Обязательно, — заверил Гриффин, не глядя на меня.
— Все развивается очень медленно, но все-таки развивается, — продолжил я. — Но мне неизвестно, много ли знает индус о том, что сейчас происходит. Корабли отправились в плавание в ноябре. А скоро уже март. Они плывут медленно, делая множество остановок в маленьких портах. Названия кораблей меняются. Бумаги подделываются. Но настоящий груз остается прежним — вроде того, что вы нашли в Англии и Японии. Сейчас так много нитратов и радиоактивных отходов, что их вполне хватит, чтобы вызвать панику, когда облако пыли рассеется и заработает счетчик Гейгера. Вы не поймали другие корабли, потому что они сильно отстают от первых. Те, которые вы захватили, были чем-то вроде пробного запуска. Остальные шесть ждут приказа.
— Когда он будет отдан? И кто это сделает?
— Я не знаю. И я не уверен, что кто-нибудь из пленных знает об этом. Но я скажу тебе, что они думают. Они уверены, что человек, который все это спланировал, находится в США.
Гриффин посмотрел на часы. Потом заглянул мне в глаза.
— Да, — сказал он, медленно кивая головой, — «крот».
— Может, и так, — согласился я. — Мозг всей операции. Человек, который умеет смешаться с толпой, и никто не замечает его. Он ведет все шоу. А может, это все сказки, которые они придумали в лагерях Афганистана.
Гриффин посмотрел на меня, выжидая чего-то.
Затем свет в помещении погас.
В маленьком домике не было окон, поэтому теперь мы находились в кромешной тьме. Кондиционер тоже отключился.
— Не двигайся, — сказал Гриффин. Его голос гулко прозвучал во внезапно воцарившейся тишине. — Микрофоны и камеры не будет работать, пока не дадут электричество. Все заработает через пару минут. Но пока мы можем говорить откровенно.
Я решил, что это представление разыграно специально для меня. Небольшой психологический трюк, чтобы вызвать мое доверие.
— Говори, — сказал я.
— Сейчас в правительстве идет война, — начал он. — Война из-за будущей войны. Это я и пытался сказать тебе во время нашей последней встречи.
— Что значит — «война из-за будущей войны»?
— Ты ведь борешься до победного конца? Я тоже. Ты сражаешься до полной победы, чтобы тебе больше не пришлось сражаться в будущем. По крайней мере с этим врагом.
— Да, черт побери!
— Но некоторые люди считают иначе. Они хотят, чтобы война продолжалась, а если эта война кончится, они будут стремиться начать новую.
— Это безумие.
— Да. И тем не менее это так. Я до сих пор не могу понять, что их к тому побуждает. Жажда власти? Денег? Послания Господа? Они живут в своей отдельной безумной вселенной политической тусовки Вашингтона. И кроме всего прочего инициаторы войны в Вашингтоне считают, что могут создать новый мир. А для этого нужно постоянно поддерживать горение.