Незаметно переправить взрывчатку ночью, пусть для Ирены, а теперь и для полковника высоченный забор не преграда, тоже весьма и весьма рискованно. По ограде одних только камер куча понатыкана, а что, кроме них, еще имеется в охранном арсенале «архангела», мадам и понятия не имела. В свое время, когда Миша монтировал все эти хитрые и непонятные штуки, Ирене и в голову не приходило поинтересоваться их назначением и устройством. И, как оказалось, зря. Но не могла же она тогда и подумать, что в один прекрасный день ей придется приступом брать свой же собственный дом, чтобы безжалостно уничтожить всех его обитателей. Одно она знала наверняка: охранные системы нацелены лишь на врагов извне, в самом же большом доме и двух меньших особнячках для внутреннего наблюдения за их обитателями камер нет ни одной. Хвала небу, морально устойчивый Мишаня считал подобную слежку неэтичной, да и хозяин ему ни в жисть бы не дозволил такое наблюдение установить. Это подрывало б самые важные устои семьи и взаимное доверие и уважение братьев друг к другу.
Выход был один: переправлять заряды понемногу в сумке и портфеле. Слава Богу, что деловым женщинам теперь положены не крохотные тыковки для пудреницы и водительских прав, а громоздкие прочные мастодонты, вмещающие не меньше полведра картошки! А уж потихоньку сунуть заряд в укромное место кухни, гостиной и холлов первого и второго этажей в таком-то огромном домище пара пустяков. На подробном плане дома, собственноручно нарисованном Иреной, Курятников обстоятельно и со знанием дела разметил наиболее подходящие для вящего эффекта места. Саму же бомбу в котельную предстояло поместить в последнюю очередь, непосредственно в «день икс», чтобы по возможности исключить роковые стечения обстоятельств. В котельную почти что и не заглядывали, но чем черт не шутит, когда Господь почивает. В день же рождения хозяйской Машки в большом доме наверняка будет твориться настоящее светопреставление, и никому не станет дела ни до мадам, с утра, как обычно, явящуюся с поздравлением к имениннице во избежание вечерних торжественных посиделок, ни тем более до котельной.
* * *
Первый капкан Мише удалось насторожить достаточно быстро, хотя и было это не так, чтоб очень уж просто. Действовать пришлось в одиночку, и потому в помощниках у него оказались совсем случайные люди. Во все времена и во всех частях обширной столицы в достатке хватало самой разнообразной дворовой шушеры и шпаны, а Мише для исполнения его хитроумного плана никого другого на сей раз и не требовалось. Искал он недолго и нашел четверку безбашенных приятелей-бездельников, никак не связанных с криминалом и к тому же несовершеннолетних, имевших пару-тройку безобидных приводов в отделение за мелкое хулиганство, и которым в недалеком будущем предстояло побегать от разыскных повесток райвоенкомата. Ребята эти хоть и не тянули «дурь», однако уважали пивко и водочку, базой же своей дислокации по теплому времени имели укромные скамейки Лефортовского парка, а когда и просто поваленные деревья вблизи затянутых вонючей тиной прудов напротив Бауманского училища. Парк этот, в дневное время дававший пристанище веселой студенческой братии и малоимущим мамашам с крикливой ребятней, старикам пенсионерам с кошелками, не брезгующим пустой ничейной бутылкой, в темную часть суток превращался в место совсем неспокойное, хотя и на первый взгляд тихое. Шуметь в парке и вправду не полагалось – сразу же за чугунной решеткой, соседствуя с отреставрированным бывшим особнячком Анны Монс, располагался районный РУБОП – организация серьезная и достойная всяческого уважения. Поэтому ночные лесные дела обделывались без лишнего шума. Шпана помельче делилась когда насильственно, когда и добровольно, со шпаной покруче денежными и горячительными заначками, мирно и без особого членовредительства обирались забредшие в парк пьяненькие люмпены или неосмотрительные любвеобильные парочки. Доход невеликий, оттого приятели-гопники и позволили приманить себя на хорошее вознаграждение, обещанное им крутым и навороченным дядькой.
Задача, определенная парковым пацанам, на первый взгляд казалась нетрудной, хотя и сопряженной с риском. Попугать одного напряжного мента. Сначала пацаны, услышав о профессиональной принадлежности клиента, струхнули было и пошли в отказ, но Миша быстро их успокоил. Объяснил, что делать особенно ничего и не надо, и упаси Боже трогать того мента хоть пальцем. Только попугать, вроде больше для смеху. Никаких цепей, кастетов или ножичков. Один лишь игрушечный пистолет-зажигалка. Испугается – хорошо, тогда мента не трогать, а быстро брать руки в ноги и линять. А не испугается – тоже не страшно. Скажут, что ждали приятеля, хотели пошутить, да обознались. И что мент им сделает? Пистолет-то игрушечный. Ну, навесит пару фонарей, да и отпустит. А деньги немалые. За такие и потерпеть маленько можно. Лефортовские и согласились. Миша дал им адрес на Бережковской и трубу. Сказал, чтоб завтра же были на месте. Как мент подъедет к дому, он, Миша, отзвонит. Тогда ребята быстро прошмыгнут в парадное, сделают дело и получат тут же на выходе из дома по две сотни баксов каждому.
Подвох же сего маневра заключался в том, что в парадном вовсе не будет света, Миша уж позаботится. Консьержа в доме никакого не имелось, только кодовый замок, а подъезд и лестничная площадка первого этажа напоминали глухой колодец и могли похвалиться полным отсутствием окон. Потому ребятам, как инструктировал их Миша, пугать мента придется у шахты при свете открывающегося лифта.
Лефортовским затея со светом понравилась, в темноте линять не в пример легче. К тому же серьезный дядька в доказательство благонадежности своих намерений выдал авансом новенькую стодолларовую купюру. Неприятность же, о которой ребята не имели ни малейшего понятия, заключалась в том, что если Мишины подозрения имеют под собой пусть хотя бы самую зыбкую почву, то в кромешной темноте парадного налетчики полковника Курятникова, конечно, не увидят, а вот он-то и их, и пистолет в шальной руке наверняка должен будет узреть. И без всякого лифта. А вот распознать, настоящее ли оружие или бутафорский пугач, Курятникову все же будет слабо. Зрение вампа, конечно, не сравнить с человеческим, но не до такой степени, да и времени вдаваться в детали у полковника не будет. Вот тогда Миша, а он будет в парадном задолго до появления там действующих лиц, и посмотрит, насколько необычно поведет себя полковник милиции Аполлинарий Игнатьевич Курятников.
Полковник Курятников же повел себя таким образом, что на выходе из подъезда Мише никаких денег никому платить не пришлось. Напротив, сам «архангел» вынужден был бесшумно и незаметно утекать через окно площадки третьего этажа от греха подальше. Потому как на площадке первого, аккурат у так и не вызванного лифта, отдыхали четыре несовершеннолетних трупа, а над ними стоял полковник и без всякого света уверенно набирал номер, вызывая милицейский наряд.
Ловушка сработала на все сто, но Миша все же решил перестраховаться. С одной стороны, интуиция в очередной раз его не подвела, с другой – очень не хотелось смотреть правде в глаза. От этого делалось муторно и страшно, а о будущих последствиях думать не было ни желания, ни сил. К тому же у Миши имелись пусть слабые, но все же контраргументы. Аполлинарий Игнатьевич, как Миша сам не раз говорил о нем, был старый матерый волк, а значит, имелась отличная от нуля вероятность, что полковник на слух и чутье засек опасность и принялся разить направо и налево. Хотя Миша мог не сходя с места поклясться в том, что Курятников не просто бил по чему попало в темноту, а прекраснейшим образом видел, куда наносить удар. Очень уж точно взмахом ноги выбил он пистолет из рук совершенно слепого в такой темнотище пацана. Но черт их, профессионалов, знает. А что номер набирал на телефоне – так телефоны сейчас идут с подсветкой, это как раз неудивительно. Вот четыре трупа – это самая главная улика. Уделать насмерть за какие-то секунды слепых дворовых котят, конечно, можно, но вот вопрос – нужно ли? Даже если допустить, что Курятников не видел пацанов и бил наугад, тем более имело смысл взять хоть одного, а лучше всех живьем, просто оглушив. Ведь он же полковник милиции, а не арабский террорист. Его дело задержать и обезвредить, а не уничтожить и убечь. А он не захотел. Но и это еще полбеды. Другое дело, если захотеть-то Аполлинарий Игнатьевич захотел, а вот смочь не смог. Не рассчитал сил. И какие же это надо иметь силы, чтобы насмерть уходить в мгновение ока четырех молодых бычков? Спрашивается, а?