— Угу! — сказала Бэтла. — Представляю, как будет злорадствовать Веня Вий! «Тренировки валькирий с Викторам Шиповым закончились небольшой потасовкой. Три валькирии зарублены, Виктор Шилов поднят па копья. Лигул выражает валькириям свое восхищение в связи с резко повысившимся уровнем их мастерства!»
— Так ты слушаешь по ночам Веню Вия? Вот кто, значит, утащил у меня зудильник! — воскликнула Гелата. Бэтла смущенно втянула голову в плечи.
Из парка они возвращались все вместе, включая Ирку, Брунгильду и одиночку Дашу. Валькирии несли копья, их оруженосцы — щиты и манекены, пробитые во многих местах дротами. Ирке было радостно и легко. Пожалуй, впервые за многие месяцы она вновь ощущала себя частью валькирий.
Всем было хорошо, как бывает после больших физических нагрузок, когда тело предчувствует радость отдыха.
Уже на выходе из «Лосинки» к ним подошел патруль. Трое молодых полицейских держались напряженно. Толпа с копьями и щитами внушала им опасения.
— Ваши документики! — потребовал тот, что был постарше званием, и зачем-то предупредил:
— У меня резиновая дубинка!
— Ух ты! Везет тебе! Не то что у меня! — сказал оруженосец Ильги, который, кроме манекена и щита, тащил с собой боевой топор и меч с извилистым клинком.
— И пистолет! — кладя руку на кобуру, сказал полицейский.
— А у меня два пистолета! Один Стечкина, другой «кольт Вайт Игл»! — влез Алик и кинулся их показывать.
— А у меня вот нету ничего. Только бейсбольная бита и обрез карабина, — с грустью сообщил оруженосец Хаары.
Заметив, что полицейские всерьез занервничали, усталая Фулона протолкалась вперед и, поинтересовавшись, кто старший, молча распахнула у него перед глазами красное, в пухлой обложке удостоверение.
Полицейский посветил фонариком, сверяя, всмотрелся в фотографию и застыл, точно кот, который, спрыгнув с дерева на мышь, осознал, что вцепился в нос медведю.
— Это вы? — спросил он, судорожно вдыхая.
— Это я! Я вас слушаю, лейтенант! — произнесла Фулона канцелярским голосом.
Именно этот голос, тусклый и деловитый, не пытающийся ни в чем убедить, стал последней каплей. Полицейский вытянулся и отдал Фулоне честь. Они уходили, а он все стоял навытяжку, и в его разинутый рот капал дождь.
— Что там написано-то? — не выдержала Ирка, когда они уже шли по городу.
— Где?
— Ну в том, что ты показала!
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи! Понятия я не имею, чего там написано! — зевая, ответила Фулона. Ей хотелось спать.
— Ну как же? А лейтенант этот? Это же твоя красная книжечка!
— Это не просто красная книжечка. Это мистическая красная книжечка! Каждый видит в ней то, чего втайне боится больше всего.
— А можно я загляну? Я. кажется, никого не боюсь, — неожиданно для себя попросила Ирка.
Фулона недоверчиво хмыкнула:
— Ты уверена?
— Да!
— Ну, дело хозяйское! Имей в виду: я тебя не принуждала! — валькирия золотого копья подошла к фонарю, где было больше света, и распахнула книжечку.
Ирка заглянула, придерживая ее за запястье. Поначалу фотография расплывалась, но потом обрела четкость. Из книжечки на Ирку смотрело маленькое личико, курносое и скуластое. На первый взгляд оно было не страшным, но истинный ужас не в том, что явно, но в том, что сокрыто.
Мамзелькина Аида Плаховна
Старший менагер некроотдела.
Человек собирает собственную личность по крохам из общения c другими людьми и их примерам, из книг, фильмов, даже из случайно попавшего в руки журнала. Вопрос не в источнике, а в том, что заставляет человека избирать в качестве строительного материала личности одно и решительно отказываться от другого. Подозреваю, что в этом выборе единственный раз проявляется он сам.
Йозеф Эметс
Автобус Мефодий и Дафна увидели сразу. Он стоял рядом со станцией метро «Черкизовская». На водительскую дверь была наклеена прошлогодняя цирковая афиша.
Мефодий осторожно заглянул внутрь. В проходе громоздились нагрудники, щиты, шлемы и тренировочные копья. Настоящие появятся сами, а вот учебные приходится таскать с собой. На вершине горы сидел Антигон и, держа на коленях истыканный манекен, жаловался ему на судьбу.
— Ты-то весь израненный, любо-дорого посмотреть! А мне даже по башке никто не даст, гуманисты ползучие! — шептал он, ловя слезы в пузырек с широким горлышком. Слезы кикиморов обладают магической силой, и их можно выгодно продать на Лысой горе.
— Всем привет, кого знаю и не знаю! — крикнул Меф поверх спинок кресел.
Между ближайшей парой кресел поднялась голова.
— Вы с Дафной опаздываете! — строго сказала Фулона. — Мы ждем вас уже… Сколько мы их ждем?
— Три минуты сорок, — подсказал ее оруженосец.
Фулона энергично мотнула головой:
— Нет, не три сорок! Нас здесь больше двадцати человек. Умножь три сорок на двадцать. Вот сколько мы их ждем!
— Простите! Мефодий, сгинь! Это я виновата!
Когда Дафна улыбалась, никто не мог долго сердиться.
— Ладно… Залезайте. А ты спрячь зубы, светлая!
— Вас уже простили! — махнула рукой Фулона.
Внутри автобуса пахло рыбой. Да и выглядел автобус внутри не блестяще. Часть сидений была снята, а их место занимала здоровенная клетка, разбитая на секции.
— Они тут что, селедкой торговали? — спросил Меф, протискиваясь мимо Антигона и его горы оружия.
— Нет, всего лишь морских котиков возили на выездные представления, — отозвалась с соседнего кресла Хола.
— Серьезно?
— Еще как! Это машина мужа моей начальницы. Он сперва музыкальные инструменты скупал, а потом задружился с цирком и теперь вот морскими котиками занимается.
— Деятельный человек.
— Еще какой. — без воодушевления подтвердила Хола. — Автобус-то он нам одолжил, даже сюда пригнал, а вот дальше как? У кого в правах открыта «автобусная» категория?
— У моего оруженосца! — похвасталась Ильга.
— ТВОЙ оруженосец не будет водить ЭТУ МАШИНУ, — отрезала Хола, вечно бодавшаяся с Ильгой на предмет того, у кого оруженосец круче.
— Почему? У него отличная реакция!
— Реакция тут ни при чем. Твой оруженосец не будет водить ее потому, что он всегда прав! — заявила Хола.
— И что из этого?
— А то, что слишком правые люди смертельно опасны для окружающих, особенно за рулем тяжелой техники!