Слова Гриффина прозвучали над самым ее ухом. Она подняла на него недовольный взгляд. Он стоял возле ее стула, и его бедро оказалось в нескольких дюймах от ее носа.
– Прошу прощения?
– Сохраняй, пожалуйста, вертикальное положение. Хотя бы некоторое время.
Он широко улыбался. Да, он опытен и ловок. Он получил назад свой дом, получил жену и собирался уже вбить клин между ею и ее рыцарями, завоевав их преданность.
– Ты должен быть доволен своими успехами, – сказала она.
– Был бы доволен, если бы моя хорошенькая суженая улыбнулась мне хоть раз.
Уголки ее рта поползли вниз. Он вздохнул:
– Вино не идет тебе впрок.
– Поражение тоже не идет.
– Нет, – ответил он, обшаривая взглядом ее лицо. – Что мне сделать, чтобы утешить тебя?
Она повернулась к нему, глядя на него сузившимися глазами.
– Ты считаешь себя очень умным.
– Считаю?
Недоверчивый, слегка пьяный наклон ее головы приветствовал его. Гриффин таил в себе угрозу. Он был чистым злом, злом в неразбавленном виде. И украл ее людей.
– Но ты не так-то много знаешь.
– Вовсе ничего не знаю, – согласился он, потом обошел вокруг ее стула и сел рядом.
Она изменила положение на стуле, чтобы лучше его видеть. Вор!
Гвин икнула. Их взгляды встретились, и она икнула снова. Улыбка медленно расползлась по его лицу, и взгляд заскользил по ее одежде, охватывая ее всю. И тотчас же она ощутила жар в паху и стиснула зубами край чаши, чтобы заставить себя очнуться и не улыбнуться в ответ, что было бы ужасно и недопустимо.
Его бедро коснулось ее ноги, и от этого соприкосновения по ее телу пробежала дрожь.
– Иди наверх! Сейчас же!
Он поднял руку, и возле него тотчас же оказались трое слуг. Один из них держал поднос с ароматическими снадобьями, как она догадалась, оказывающими отрезвляющее действие. Она поднялась с места, нетвердо держась на ногах.
– Отведите леди Гвиневру в её комнаты, – приказал он слуге, и тот послушно закивал.
Потом поднял чашу, и все присутствующие тотчас же ответили на этот жест такими же. Гвин окинула отчаянным взглядом весь зал, но никто на нее не смотрел. Все глаза были устремлены на Соважа.
– За мою невесту, леди Гвиневру.
Гости откликнулись одобрительным гулом и захлопали в ладоши, провожая ее взглядами, когда она выходила из зала в сопровождении трех слуг, не оказывавших ей подобного внимания с тех пор, как она еще лежала в пеленках.
Она стояла в покоях, обхватив себя руками, с глазами, полными изумления. Все следы опьянения улетучились, будто единственным, что его вызвало, было присутствие рядом Язычника.
По его собственному признанию, он скитался много лет, но то, что она увидела, никак не свидетельствовало об образе жизни кочующего воина. Она обошла комнату по периметру, глядя на свечи, пламя которых колебалось под легкими порывами ветерка, проникавшего через открытое окно. Жизнь, заполненная военными кампаниями и постоянными переездами с места на место, никак не отразилась на том, что она сейчас увидела.
Из холодной комнаты военного времени, преобразить которую у нее не хватало ни времени, ни денег, спальня превратилась в место неги и отдохновения. В стены были теперь вделаны железные держатели, а в них горели восковые свечи, не оставлявшие после себя дыма, как это бывало, когда зажигали сальные. По полу были разбросаны звериные шкуры – расточительство, вызвавшее потрясение.
На стенах были развешаны прекрасные гобелены, по бархату которых пробегала рябь, и от этого прежде аскетичная комната казалась дышащей теплом. Резной стол искусной работы соседствовал с дверью, и на нем тоже горело несколько восковых свечей.
У противоположной стены размещалась пара платяных шкафов, отполированных до зеркального блеска. И один, который Гвин не без робости приоткрыла, извергнул водопад шелка и других изысканных тканей, и она застыла перед ними с открытым ртом. Право же, это были шелк и парча… Ее руки нырнули в эту роскошь. Здесь был и бархат… и…
– Боже милосердный! – воскликнула она вслух, отступая на шаг. – Это же женская одежда!
Он купил для нее туалеты.
Сделав шаг к ним, она осознала, что кое-какие из них были ее собственными.
Гриффин заранее строил планы на ее счет. И это открытие ее удивило.
Зеркало покоилось на большом столе у третьей стены. Она пересекла комнату и остановилась возле него, пораженная прозрачностью и четкостью отражения. Полированный металл никогда не давал такого отражения.
Она нерешительно протянула к нему руку и провела кончиками пальцев по самой гладкой и прохладной поверхности, какую ей доводилось видеть и осязать. Что это было такое? Она склонилась к нему ближе, чуть не коснувшись носом, и встретила собственный пристальный взгляд.
Звук, донесшийся до нее от входной двери, заставил ее отшатнуться и обернуться, но она никого не увидела. Гул мужских голосов и шагов удалялся и слабел. Все снова затихло. Должно быть, кто-то из захмелевших гостей искал отхожее место. Она вернулась к зеркалу. Что, ради всего святого, могло заставить воина в разгар войны тащить в дальнюю северную провинцию за собой обоз со всеми этими сокровищами?
Гвин снова уставилась на свой отраженный образ. Как она выглядела? Два глаза, веснушчатый нос и изгиб губ?
Достаточно простое лицо, подумала она, отворачиваясь.
Слава Богу, она не смотрелась в стоячие воды пруда с двенадцати лет.
У Гриффина Соважа были владения в Нормандии, но сердце его прикипело именно к Эверуту. Во всяком случае, все свидетельствовало об этом. И намерения его были ясны: он собирался сделать «Гнездо» своим домом надолго.
Роскошь и нечто присущее вкусу мужчины будто гипнотизировали Гвиневру. На мгновение она притворилась, что у нее не было иной задачи, чем просто расслабиться, будто никто ничего не хотел от нее, чтобы можно было вытянуться на кровати и смотреть в потолок и… И что это, ради всего святого, было?
К стене скобами была приделана полка, и на ней покоилось несколько пергаментных манускриптов и книг. Гвин приблизилась к полке, и голова у нее закружилась. Она провела пальцем по переплету и взяла одну из них в руки.
Сидя на кровати с поджатыми ногами, она открыла массивный том «История королей Британии». Она узнала книгу. Точно такой же том был в аббатстве, которому покровительствовало семейство де л’Ами, когда ребенком она упрашивала монахов хотя бы рассказать ей заключенные в нем истории, чтобы не навлечь на них и на нее гнев отца, в случае если бы они научили ее читать.
– И что ты об этом думаешь?
Она резко вскинула голову. Перед жаровней стоял Гриффин, грея над ней руки. Она не слышала, как он вошел. Он бросил на нее взгляд и вернулся к своему занятию. Она поднялась на ноги с книгой в руках.