Гутенбург поднялся и пошел по направлению к Фаррагут-сквер. Через три минуты Коннор тоже встал и направился в противоположную сторону.
Энди Ллойд поднял трубку красного телефона. На этот раз он сразу же узнал голос.
— Я почти уверен, что знаю, кто убил Гусмана в Боготе.
— Он работал по поручению ЦРУ?
— Да.
— У вас есть достаточно доказательств, чтобы убедить комиссию Конгресса по разведке?
— Нет. Почти все улики, которые я смогу представить, будут отвергнуты как косвенные. Но если сложить их все воедино, то мне сдается, что тут слишком много совпадений.
— Например?
— Агент, который, как я подозреваю, спустил курок, был уволен сразу же после того, как президент вызвал Элен Декстер в Овальный кабинет и спросил ее, кто причастен к убийству Гусмана.
— Это даже не косвенное доказательство.
— Возможно. Но когда этого самого агента уже должны были принять на работу в фирму «Вашингтон Провидент» на должность главы отдела похищений и выкупов, он неожиданно, без всяких объяснений, получил отказ.
— Это — второе совпадение.
— Есть и третье. Через три дня Гутенбург встретился с вышеупомянутым агентом на скамейке на Лафайет-сквер.
— Зачем они решили взять его назад?
— Чтобы дать ему задание.
— Мы знаем, какое это задание?
— Нет. Но не удивляйтесь, если он поедет куда-нибудь очень далеко от Вашингтона.
— Можете вы узнать, куда?
— Сейчас — нет. Даже его жена этого не знает.
— Хорошо, посмотрим на это с их точки зрения, — сказал Ллойд. — Что, по-вашему, должна сейчас делать Декстер, чтобы прикрыть свою задницу?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен знать итог ее последней встречи с президентом, — сказал Джексон.
— Он дал ей и Гутенбургу двадцать восемь дней на то, чтобы доказать, будто ЦРУ не причастно к убийству Гусмана, и представить неоспоримые доказательства того, кто действительно убил его. Он также не оставил у них сомнений в том, что если они этого не сделают, он потребует их отставки и предоставит все доказательства в распоряжение «Вашингтон Пост».
После долгого молчания Джексон сказал:
— Это значит, что вышеупомянутому агенту осталось жить меньше месяца.
— Ну, не может же она убить своего собственного человека, — недоверчиво произнес Ллойд.
— Не забудьте, что он — «неофициальный сотрудник прикрытия». Отдел ЦРУ, в котором он работает, нигде даже формально не числится, мистер Ллойд.
— Этот человек ваш друг?
— Да, — тихо ответил Джексон.
— Ну, так сделайте так, чтобы он остался жив.
— Добрый день, директор. Это Коннор Фицджералд.
— Добрый день, Коннор. Рада вас слышать.
Голос Элен Декстер звучал дружелюбнее, чем при их последней встрече.
— Заместитель директора попросил меня позвонить вам, когда я надумаю, возьмусь ли я за работу, которую мы с ним обсуждали в понедельник.
— Да, — буркнула Декстер своим прежним невыразительным тоном.
— Я готов принять поручение.
— Рада это слышать.
— При одном условии.
— Каком именно?
— Мне нужно доказательство, что эта операция санкционирована президентом.
После долгого молчания Декстер сказала:
— Я сообщу президенту о вашей просьбе.
— Ну, так как же это делается? — спросила Элен Декстер. Она не помнила, когда в последний раз была в отделе технической информации ЦРУ.
— Очень просто, — сказал профессор Зиглер, директор отдела. Он повернулся к ряду компьютеров и нажал несколько клавиш. На экране появилось лицо Тома Лоуренса.
После того как Декстер и Гутенбург несколько мгновений слушали голос президента, она сказала:
— Ну, и что в этом особенного? Мы все слышали, как Лоуренс произносит речи.
— Возможно, но вы никогда не слышали, как он произносит именно эту речь.
— Что вы имеете в виду? — спросил Гутенбург.
На лице профессора появилась почти детская удовлетворенная улыбка.
— Я собрал в своем компьютере — его кодовое название «Томми» — более тысячи речей, телевизионных и радиоинтервью, телефонных разговоров президента за последние два года. Каждое его слово и каждая фраза зарегистрированы в группе блоков памяти компьютера. Это значит, что я могу произнести его голосом речь на любую тему, какую захотите. Я даже могу заставить его сказать, какую позицию он занимает по тому или иному вопросу.
Декстер задумалась.
— Если вашему Томми зададут вопрос, может ли он дать убедительный ответ?
— Не на всякий вопрос, — признался Зиглер. — Но если у вас есть представление о том, на какой вопрос ему предстоит ответить, я уверен: его не заподозрит даже родная мать Лоуренса.
— То есть нам нужно лишь предвидеть, о чем именно его могут спросить?
— Это, наверное, не так трудно, — сказал Зиглер. — Ведь если вам позвонит президент, вы же вряд ли ни с того ни с сего спросите его, какой курс доллара или что президент ел на завтрак. В большинстве случаев вы заранее знаете, зачем он вам звонит. Не знаю, для чего вам нужен Томми, но если вы подготовите вступительную и заключительную фразы, а также, скажем, пятьдесят вопросов, на которые президент должен ответить, я почти гарантирую, что это будет вполне правдоподобный разговор.
— Я уверен, что мы можем это сделать, — вмешался Гутенбург.
Декстер кивнула в знак согласия и спросила Зиглера:
— Для чего вообще мы разработали эту технику?
— Это было сделано на случай, если президент умрет, когда Америка будет вести войну, но нужно будет показать противнику, что он все еще жив. Но Томми может быть использован и во многих других ситуациях. Например…
— Да-да, конечно, — прервала его Декстер.
Зиглер был разочарован тем, что ему не дали договорить.
— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить определенную конкретную программу? — спросил Гутенбург.
— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить то, что президент должен сказать? — задал вопрос и Зиглер, снова улыбнувшись детской удовлетворенной улыбкой.
Она держала палец на кнопке, пока Коннор не поднял трубку.
— В чем дело, Джоан? Я не глухой.
— Звонит Рут Престон, личный секретарь президента.
Затем Коннор услышал женский голос.
— Мистер Коннор Фицджералд?