Сьюзен шлёпнула мороженое на голову Майкла Картрайта. Это была их первая встреча. Во всяком случае, так утверждал шафер Майкла, когда двадцать один год спустя они поженились.
В то время им обоим было по три года, и когда Майкл заплакал, мать Сьюзен решила выяснить, в чём дело. Сьюзен несколько раз повторила, что он сам на это напросился, и отделалась тем, что её всего лишь отшлёпали. Не лучшее начало для любовного романа.
Следующая их встреча, как утверждал шафер, произошла, когда они оба поступили в начальную школу. Сьюзен уверенно объявила, что Майкл — плакса и, более того, ябеда. Майкл сказал другим мальчикам, что он отдаст своё печенье любому, кто дёрнет Сьюзен Иллингуорт за косичку. Мало кто захотел сделать это во второй раз.
По окончании первого класса Сьюзен и Майкл совместно получили приз года. Классная руководительница решила, что это — лучший способ предотвратить ещё один инцидент с мороженым. Сьюзен рассказала подругам, что мама Майкла делает за него домашние задания, а Майкл ответил, что, по крайней мере, его домашнее задание написано его собственным почерком.
Соперничество Майкла и Сьюзен продолжалось, пока они не окончили среднюю школу и не поступили в разные университеты: Майкл — в Коннектикутский государственный, Сьюзен — в Джорджтаун с кий. Следующие четыре года они старательно избегали друг друга. Как ни парадоксально, затем их пути пересеклись в доме Сьюзен, когда её родители сделали своей дочери сюрприз — устроили вечеринку по случаю окончания университета. Удивительнее всего было не то, что Майкл принял приглашение, а то, что он вообще пришёл.
Сьюзен не сразу узнала своего бывшего противника — отчасти потому, что он вырос на четыре дюйма и теперь был выше неё. Она предложила ему бокал вина, и Майкл заметил:
— По крайней мере, в этот раз вы не вылили вино мне на голову.
Тут-то она и поняла, кто такой этот красивый юноша.
— Боже, я, небось, тогда вела себя ужасно, — сказала Сьюзен, надеясь, что Майкл начнёт это отрицать.
— Да, ужасно, — сказал он, — но я, наверно, это заслужил.
— Да, заслужил, — ответила Сьюзен, кусая губы.
Затем они стали болтать, как старые друзья, и Сьюзен даже удивилась, что ей стало досадно, когда её подруга по университету подошла к ним и стала флиртовать с Майклом. В этот вечер они больше друг с другом не разговаривали.
На следующий день Майкл позвонил и пригласил Сьюзен пойти с ним в кино на фильм «Адамово ребро» со Спенсером Трейси и Кэтрин Хепбёрн. Сьюзен уже видела эту картину, но почему-то приняла приглашение и сама удивилась, насколько долго примеряла разные платья перед этим первым свиданием.
Ей ужасно понравился фильм, и она гадала, обнимет ли Майкл её за плечи, когда Спенсер Трейси поцелует Кэтрин Хепбёрн. Он не обнял. Но когда они вышли из кинотеатра и переходили улицу, он взял её за руку и не отпускал, пока они не дошли до кафе. Здесь-то у них и произошла первая ссора — точнее, первое расхождение во взглядах. Майкл признался, что в ноябре он будет голосовать за Томаса Дьюи, [1] а Сьюзен твёрдо считала, что Гарри Трумэн должен оставаться в Белом доме. Когда официант поставил перед Сьюзен мороженое и Сьюзен уставилась на него, Майкл сказал:
— Даже не думай об этом.
Сьюзен не удивилась, когда он позвонил на следующий день, хотя она больше часа сидела около телефона, делая вид, что читает.
В это утро Майкл за завтраком признался своей матери, что влюбился с первого взгляда. Мать заметила:
— Но ведь ты же знаешь Сьюзен много лет.
— Нет, — ответил Майкл. — Я вчера встретил её впервые.
И его и её родители были рады, но не удивлены, когда год спустя Майкл и Сьюзен обручились: в конце концов, после той вечеринки они виделись почти каждый день. После университета оба сразу устроились на работу: Майкл — стажёром в страховую компанию «Хартфорд Лайф Иншурэнс», а Сьюзен — учительницей истории в среднюю школу имени Джефферсона, — и решили пожениться во время летних каникул.
Вскоре после свадьбы Сьюзен забеременела, и Майкл не мог скрыть своей радости от того, что станет отцом, а когда на шестом месяце доктор Гринвуд сказал им, что у них будет двойня, он стал вдвое счастливее.
— По крайней мере, это решит хотя бы одну проблему.
— Какую? — спросила Сьюзен.
— Один может быть республиканцем, а другой — демократом.
— Насколько это будет зависеть от меня, такому не бывать, — сказала Сьюзен, поглаживая свой живот.
Сьюзен продолжала преподавать до восьмого месяца, который удачно совпал с пасхальными каникулами. Она прибыла в родильный дом с небольшим чемоданчиком на двадцать восьмой день девятого месяца. Майкл ушёл с работы раньше времени и, приехав в больницу, сообщил Сьюзен, что его повысили в должности, и он теперь будет сотрудником, ведающим счетами клиентов.
— Что это значит? — спросила Сьюзен.
— Это — замысловатое название коммивояжёра, — ответил Майкл. — Но мне прибавят зарплату, а это — не лишнее, раз нам придётся кормить ещё два рта.
Когда Сьюзен положили в родильную палату, доктор Гринвуд предложил Майклу подождать снаружи, потому что при родах близнецов могут быть осложнения.
Майкл ходил взад и вперёд по длинному коридору. Когда он доходил до портрета Джозии Престона, висевшего на стене, то поворачивал обратно. В первый раз он не остановился, чтобы прочесть длинную биографию основателя больницы, помещённую под портретом. Но к тому времени, как доктор вышел из палаты в коридор, Майкл знал эту биографию наизусть.
Доктор Гринвуд медленно подошёл и снял марлевую маску. Майкл попытался угадать выражение его лица. Профессия Майкла требовала умения определить, что волнует потенциального клиента, которому предлагают страхование жизни. Однако в данном случае лицо доктора ничего не выражало. Подойдя ближе, он сказал:
— Поздравляю, мистер Картрайт: у вас два здоровых сына.
Сьюзен родила двух мальчиков: Натаниэля — в 4 часа 37 минут и Питера — в 4 часа 43 минуты. В течение следующего часа родители поочередно ласкали их, пока доктор Гринвуд не намекнул, что и матери и младенцам пора отдохнуть.
— Кормить двух детей — достаточно утомительно; на ночь я положу их в палату усиленного ухода, — добавил он. — Не беспокойтесь, с близнецами мы всегда это делаем.
Майкл проводил своих сыновей до палаты усиленного ухода, где ему опять предложили подождать в коридоре. Счастливый отец прижался носом к стеклу, отделявшему коридор от рядов колыбелек; он смотрел на спящих младенцев, и ему хотелось сказать всем проходящим мимо: «Оба они — мои». Он улыбнулся медсестре, стоявшей около колыбелек: она прикрепила ярлычки с именами к их крошечным ручкам.