Он успел на поезд, отходивший в 8.17, который облюбовали те, кто ежедневно ездил на работу в Лондон. Все пассажиры в вагоне-ресторане, казалось, знали друг друга, и Стивен чувствовал себя незваным гостем на чужой вечеринке. По вагону прошёл контролёр и прокомпостировал его билет первого класса. Сидевший напротив Стивена мужчина протянул контролёру билет второго класса, даже не отложив свою «Файнэншл таймс». Контролёр пробил его билет и ворчливо заметил:
— Когда закончите свой завтрак, сэр, вам придётся вернуться в вагон второго класса. Как вы знаете, вагон-ресторан для пассажиров первого класса.
Глядя на проносившуюся за окном плоскую равнину Беркшира, Стивен попытался вникнуть в смысл этого замечания; его чашка с кофе, забытая, тихонько дребезжала на блюдце. Затем его мысли переключились на утренние газеты. В «Таймс» наверняка нет новостей о компании «Проспекта ойл». Похоже, это происшествие было незначительным и даже банальным событием. Ни похищений, ни поджогов, никого не убили — просто крах ещё одного сомнительного предприятия — ничего такого, что могло бы задержаться на первой полосе дольше одного дня. И он бы тоже не вспомнил об этом происшествии на следующее утро, если бы оно не касалось его самого, превратившись в его личную трагедию.
На Паддингтонском вокзале Стивен пробирался сквозь человеческий муравейник, довольный, что он выбрал спокойную, размеренную жизнь университетского преподавателя, или, вернее, эта жизнь выбрала его. Он никогда не был в хороших отношениях с Лондоном — с чересчур большим и безликим городом, поэтому всегда старался брать такси из боязни заблудиться, если будет добираться автобусом или на метро. Почему англичане не нумеруют свои улицы, чтобы американцы знали, где они находятся?
— В редакцию газеты «Таймс», пожалуйста, Принтинг-хаус-сквер.
Таксист кивнул и уверенно повёл свой чёрный «остин» по Бейсуотер-роуд вдоль умытого дождём Гайд-парка. Крокусы у Мраморной арки на мокрой подстриженной траве выглядели мрачными и побитыми. Стивена поражали лондонские такси: он ни разу не видел на них ни одной царапины или какой другой отметины. Однажды ему сказали, что водителям не разрешается брать плату за проезд, если машина не в идеальном состоянии. «Как они отличаются от покалеченных жёлтых чудовищ Нью-Йорка!» — подумал Стивен. Таксист свернул с Парк-лейн к Гайд-парк-корнер, проехал мимо здания палаты общин и дальше по набережной Темзы. На Парламентской площади развевались флаги. Стивен напряг память, стараясь вспомнить заголовок передовой, попавшейся ему на глаза в поезде. Ах да, встреча руководителей стран Британского Содружества. Пусть мир занимается своими повседневными делами, как всегда!
Стивен ещё не знал, как ему лучше приступить к выяснению подноготной Меткафа. Когда он вернётся в Гарвард, эта проблема отпадёт сама собой. Для начала он напрямую свяжется со старым другом отца — Хэнком Швальцем, который курирует отдел экономических новостей в «Геральд Америкэн». Хэнк, конечно, предоставит ему всю имеющуюся в наличии информацию. Корреспондент «Таймс» Ричард Комтон-Миллер, ведущий колонку «Хроника дня», конечно, не шёл ни в какое сравнение со Швальцем, но он был единственным английским журналистом среди знакомых Стивена. Прошлой весной он приезжал в Магдален-колледж, чтобы написать очерк о традиционной встрече первого мая в Оксфорде. Когда первого мая над горизонтом показались лучи рассветного солнца, хор на вершине башни колледжа исполнил приветствие, написанное самим Мильтоном [16] :
Приветствуем тебя, о щедрый май, который вдохновляет
Веселье, молодость, сердечные желанья!
На берегу реки, протекающей под мостом Святой Магдалины, где стояли Комтон-Миллер и Стивен, несколько пар уже явно вдохновились этим призывом.
Позднее Стивен был скорее смущён, чем польщён своим появлением в «Таймс» в статье Комтон-Миллера: журналисты менее скупы на слово «блестящий», чем академики. Более важные коллеги Стивена из числа профессоров не испытали удовольствия, прочитав о нём, как о самой блестящей звёздочке на небесном своде в окружении менее ярких светил.
Такси подъехало ко входу и остановилось у массивной скульптуры, выполненной Генри Муром. «Таймс» и «Обсервер» занимают одно здание, но с разными входами. Вход «Таймс» выглядел более престижно. Стивен спросил у охранника, где можно найти Комтон-Миллера. Его отправили на шестой этаж, а затем в совсем небольшой, но отдельный кабинет в конце коридора.
Когда Стивен приехал в редакцию, было начало одиннадцатого, но здание казалось практически пустым. Позднее Комтон-Миллер объяснил, что газетчики просыпаются не раньше часа и потом часов до трех балуют себя продолжительным ленчем. В промежуток между тремя часами и половиной девятого вечера делается вся основная работа, кроме передовицы. Около пяти вечера обычно происходит почти полная смена персонала, и свежие силы следят за появлением важных новостей на протяжении всей ночи. Особенно за событиями в Америке, потому что, если президент США сделает важное заявление днём в Вашингтоне, его сразу же напечатают в Лондоне. Иногда передовицу могут менять раз по пять за ночь, — так, для новости об убийстве президента Кеннеди, известие о котором впервые достигло Англии около семи часов вечера 22 ноября 1963 года, очистили всю первую страницу.
— Спасибо, Ричард, что ты из-за меня пришёл так рано. Не знал, что ваш рабочий день начинается после обеда. Всегда почитал за обычное дело получить газету вовремя утром.
— Все в порядке, — засмеялся Ричард. — Возможно, для тебя мы и выглядим кучкой бездельников, но в полночь, когда ты сладко спишь и видишь уже десятый сон, здесь все гудит. А теперь к делу. Чем я могу тебе помочь?
— Я собираю материалы об одном из своих соотечественников. Его зовут Харви Меткаф. Он крупный благотворитель Гарварда, и мне хотелось бы, когда я вернусь в Америку, потешить старика, показав, что я все о нём знаю. — Стивену не хотелось врать, но странные обстоятельства вынуждали.
— Подожди здесь, а я пока посмотрю, что у нас есть о нём в архиве вырезок.
Оставшись один, Стивен с интересом прочитал заголовки, пришпиленные на доске Комтон-Миллера, — видимо, самых удачных его статей: «Премьер-министр дирижирует оркестром в концертном зале Ройял-Фестивал-Холл», «Мисс мира любит Тома Джонса», «Мохаммед Али: „Я снова стану чемпионом”».
Через пятнадцать минут Ричард вернулся с толстой папкой в руках:
— Давай, пытай счастья, Декарт [17] . Я вернусь через час, и пойдём выпьем кофе.
Стивен кивнул с благодарной улыбкой. Ему бы проблемы Декарта!
В этой папке было все, что Харви Меткаф хотел, чтобы знали о нём, а также немного из того, чего он не хотел, чтобы знали. Стивен узнал о его ежегодных поездках в Европу на Уимблдонский турнир, об успехах его лошадей в Аскоте и его погоне за картинами импрессионистов для своей частной коллекции. Уильям Хики из «Дейли экспресс» однажды сфотографировал толстенького Харви в шортах-бермудах. Снимок сопровождался заметкой, в которой говорилось, что две-три недели в году Меткаф проводит в Монте-Карло, где ходит на яхте и играет в казино. Не так уж далеко от правды. Богатство Меткафа было слишком новым, чтобы быть респектабельным. Стивен старательно записал все факты, которые, на его взгляд, относились к делу. Вернувшись, Ричард застал его за рассматриванием фотографий.