— Он сказал бы: «Это чушь, Марта».
— Вот именно, чушь. Не нужны ему никакие сложности. Ему нужно весело проводить время. Его детский мозг не готов еще к настоящей, взрослой мыслительной деятельности. Телескоп, занятия астрономией — это еще куда ни шло. Но все остальное… — Она покачала головой. — Ты из него кого-то не того делаешь.
— Кого «не того», мам?
— Я просто высказываюсь.
— Ну так выскажись до конца.
— Пожары, воровство, все эти странные поступки. — Теперь уже мать перешла на шепот. — Все это — ранние признаки сама знаешь чего. Что всегда говорят о всяких негодяях? После того как их ловит полиция? «Он был умнее сверстников. Он держался в стороне».
— А тебе бы только ухватиться за какую-нибудь банальность. Если хочешь знать, то же самое обычно говорят о генеральных директорах компьютерных компаний.
— Банди, Гейси, Чарльз ЭнДжи — все серийные убийцы были умниками. У всех слишком много ненужных мыслей было в голове.
— Чарльз ЭнДжи? Черт возьми, мама, тебе нельзя было покупать спутниковое телевидение, — сказала Марта. — Джастин не сумасшедший. Он умный. Очень умный. И я не собираюсь этот факт игнорировать. Я не собираюсь его захваливать, не собираюсь задирать нос, но буду это поощрять.
Мать снова покачала головой.
— Тогда купила бы ему задачник по математике. А то философии этой я доверяю ничуть не больше, чем психологии. Философия — это всегда идеология, а идеология — прямой путь к узости мышления.
— Вот это уж точно в папином духе.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Идеи должны появляться тогда, когда у человека есть чувство ответственности, а он еще слишком мал для этого. Разве может на его крошечном чердачке найтись место греческому философу?
— Ты хоть знаешь, чему учил Платон?
— Нет, а ты?
— Немного. То, что помню по колледжу. И то, что прочла на обороте книжки Джастина.
— Ты, стало быть, знаешь немного. Получается, он знает больше, чем ты?
— О Платоне? — Она посмотрела на Джастина, на его напряженные глаза. Он уже прочел почти полкнижки. — Вполне возможно.
— Так вот тебе совет, — сказала ее мать. — Никогда не позволяй им знать больше, чем ты. Ни о чем.
— Ага. Ладно.
— Скажи, ты с кем-нибудь встречаешься?
— Ты же знаешь, что нет.
— Терри уже год как ушел.
— Я не хочу об этом говорить, мам.
— Ясное дело, не хочешь.
— Вот именно.
Кафе «У Риты» походило на десятки других итальянских заведений Чикаго, разбросанных по престижному району Норт-Сайд: тринадцать столиков, разномастные стулья, молодой персонал, короткое меню, щедрые порции. Когда Большой Роб и Сэлли вошли, почти все столики были уже заняты — здесь обедали сотрудники близлежащих галерей и дизайн-студий.
— Неужели ты и правда меня угощаешь? — спросила Сэлли с притворным удивлением, садясь на пододвинутый им стул. — Это первый случай в истории.
Большой Роб не стал ничего объяснять, он молча сел напротив. На лице его была улыбка, но, как показалось Сэлли, слегка фальшивая. Он принес с собой какую-то желтую папку. Сейчас она лежала рядом с тарелкой.
Большой Роб дождался, пока официант отчеканит название дежурного блюда, примет заказ и отойдет, и только тогда заговорил. Он не стал понижать голос. Хотя расстояние между столиками было чуть меньше двадцати пяти сантиметров — владелица кафе каждое утро проверяла это с помощью куска пресс-формы, оставшегося после ремонта ее кабинета, — все равно казалось, будто они в собственном офисе.
— Фил Канелла убит, — сказал он.
— Что? — На сей раз она удивилась по-настоящему.
— При исполнении задания. В Небраске. Где он охотился за неверным мужем.
Сэлли коснулась его руки.
— Господи, Робби. Мне так жаль. Я знаю, вы очень дружили. Вы ведь вместе служили в полиции Чикаго, да? — Он кивнул. Теперь ей стало ясно, почему он пригласил ее обедать. Он решил рассказать ей об этом в милом кафе, а не в своем душном, тесном офисе, чтобы тем самым выразить уважение ушедшему другу. — Когда это случилось?
— Он пропал без вести две недели назад. Полиция не обнаружила тела, но ты знаешь… — Он немного побледнел и судорожно сглотнул, стараясь подавить непрошеный ком в горле. — Я отправился туда на несколько дней — хотел помочь, чем смогу. В городке, где его последний раз видели, в Брикстоне, людей маловато для таких дел.
— И что, получилось что-нибудь?
Робби пожал плечами.
— Он останавливался в «Марриотте» в Линкольне. Я осмотрел его вещи, пытался найти хоть что-то, что наведет на след. Это я нашел в его номере. — Он протянул Сэлли желтую папку.
Барвик открыла папку.
— О, господи! Боже! Нет! Только не это! — воскликнула она, поднеся ладонь ко рту.
Там лежало множество фотографий Джастина Финна, сделанных Сэлли в течение нескольких последних лет. Те самые постановочные снимки, которые она делала по просьбе Марты Финн и продавала агентству «Золотой значок».
— Но как? Откуда у него все это?
— Судя по сообщениям в его электронной почте, он получил их от своей клиентки, Жаклин Мур, проживающей в Нортвуде.
Сэлли продолжала перебирать фотографии:
— Я понятия не имела, кто был заказчиком этих фотографий. Скотт Коллеран никогда мне не говорил.
— Джеки Мур написала Филли, что обнаружила их в компьютере мужа.
— Того самого, которого она подозревает в измене?
Робби кивнул.
— А зовут его Дэвис Мур. Ни о чем не напоминает? — спросил он Барвик.
— Нет.
— Это он клонировал Джастина Финна.
Сэлли медленно подняла руку — папка осталась лежать на коленях — и нервно почесала щеку.
— Так что, Дэвис Мур нанял «Золотой значок», чтобы получить фотографии собственного пациента? Бессмыслица какая-то. А миссис Мур? Она знает, что это за ребенок?
— Нет. Насколько я понял, она испугалась, что это ребенок ее мужа. И другой женщины.
— Выходит, Мур, может, и не изменял ей вовсе. Боже, как все нелепо! А смерть Филли? То есть его исчезновение. Как-то связаны с фотографиями?
— Я собираюсь обратно в Брикстон, чтобы выяснить это.
Сэлли заметила, что к ним направляется официантка с двумя тарелками пасты, и предусмотрительно закрыла папку. Она совершенно не представляла себе, как можно сейчас есть. Филли убит. Она с ужасом думала о том, что эти фотографии, из-за которых она и так чувствует себя будто в чем-то виноватой, могут иметь отношение к убийству.