Ровно в одиннадцать часов председатель и восемь директоров проследовали за ним в зал собрания извивающейся колонной, как школьники на утреннюю линейку.
Чарли представил каждого члена правления собравшимся, которых набралось около ста двадцати человек, что для такого события было больше чем достаточно, по мнению Тима Ньюмана, которое он высказал шепотом на ухо Бекки. Чарли прошел по всем вопросам повестки дня без каких-либо подсказок со стороны управляющего директора и попал в неловкое положение только один раз, когда его спросили: «Почему за первый год работы ваши расходы так сильно превысили бюджет?»
Тогда встал Артур Селвин и объяснил, что перерасход вызван дополнительными объемами строительства, а также разовыми тратами при вводе универмага в действие, потребность в которых больше не возникнет. Он указал также, что в строго коммерческом отношении за первый квартал второго года работы компания свела бюджет без дефицита, и добавил, что уверен в положительных результатах предстоящего года, тем более что ожидается наплыв туристов в связи с предстоящим фестивалем. Однако, предупредил он акционеров, компании могут потребоваться дополнительные капиталовложения, если она решит расширить сферу своих услуг.
Когда Чарли объявил собрание закрытым, в зале раздались аплодисменты, которые оказались столь неожиданными для него, что он еще некоторое время продолжал сидеть на своем месте.
Бекки собиралась возвратиться в свой салон и продолжить подготовку к распродаже работ импрессионистов, которую она намечала на весну, когда к ней подошел Баверсток и слегка тронул ее за локоть.
— Могу я поговорить с вами с глазу на глаз, леди Трумпер?
— Конечно, мистер Баверсток. — Бекки поискала глазами место, где можно было бы уединиться для беседы.
— Я думаю, что для этой цели больше подошел бы мой кабинет в Хай Холборне, — предложил он. — Видите ли, это довольно деликатное дело. Вас устроит, если встреча состоится завтра в три часа дня?
Дэниел позвонил из Кембриджа в то утро, и Бекки не могла припомнить, когда еще он был таким разговорчивым и переполненным новостями. Сама же она, напротив, была не склонна к разговорам и обмену новостями, ибо до сих пор не могла понять, зачем старшему компаньону фирмы «Баверсток, Диккенс энд Кобб» понадобилось видеть ее по «довольно деликатному делу».
Она не могла поверить в то, что жена Баверстока решила вернуть буфет Чарлза Второго или хотела узнать дополнительные подробности о распродаже импрессионистов, но, поскольку волнение у нее всегда брало верх над оптимизмом, Бекки провела следующие двадцать шесть часов в ожидании худшего.
Она не стала докучать своим беспокойством Чарли, поскольку, зная Баверстока, была уверена в том, что если бы дело касалось и ее мужа тоже, то адвокат не замедлил бы пригласить их обоих. К тому же у Чарли и без нее хватало проблем.
Отказавшись от ланча по причине отсутствия всякого аппетита, Бекки приехала в адвокатскую контору за несколько минут до назначенного времени и сразу же была приглашена в кабинет Баверстока.
Коллега директор встретил ее такой теплой улыбкой, какой обычно встречают своих родственников, и предложил ей место напротив себя за большим столом красного дерева.
Баверсток, которому, на взгляд Бекки, было около пятидесяти пяти лет, с добродушным лицом и жидкими прядями седых волос, аккуратно разделенных посередине пробором, в темном пиджаке, жилетке, серых в полоску брюках и черном галстуке, ничем не отличался от любого из адвокатов, практиковавших в округе. Вернувшись на свое место, он посмотрел лежавшую перед ним подшивку документов и снял свои полукруглые очки.
— Леди Трумпер, — начал он. — Это очень любезно с вашей стороны, что вы пришли на встречу со мной.
За те два года, в течение которых они были знакомы, он ни разу не обратился к ней по имени.
— Я перейду прямо к делу, — продолжал он. — Одним из моих клиентов был покойный сэр Раймонд Хардкасл. — Бекки удивилась, почему он никогда не упоминал об этом прежде, и уже собиралась возмутиться, когда Баверсток поспешно добавил: — Но спешу заверить, что миссис Трентам не является и никогда не являлась клиентом этой фирмы.
Бекки не стала скрывать своего облегчения.
— Должен сказать также, что я имел честь служить сэру Раймонду на протяжении тридцати лет и фактически считал себя не только его юридическим советником, но к концу его жизни и близким другом тоже. В дальнейшем, когда вы услышите все, что я хочу сказать, эта информация может оказаться уместной.
Бекки кивнула, все еще ожидая, когда Баверсток перейдет к делу.
— За несколько лет до своей смерти, — продолжал адвокат, — сэр Раймонд составил завещание. В нем он поделил доход от своего имущества между своими дочерями — доход, который значительно возрос после его смерти, должен я заметить, благодаря расчетливому вложению капитала с его стороны. Старшей из них была мисс Ами Хардкасл, а младшей, как вы знаете, является миссис Джеральд Трентам. Доход от имущества был вполне достаточным для того, чтобы обеспечить им условия жизни, к которым они привыкли при жизни отца. Однако…
«Доберется ли он когда-нибудь до существа дела?» — думала про себя Бекки.
— …сэр Раймонд мудро рассудил, что дивиденды от акций, которые он вложил в фирму своих главных конкурентов, должны оставаться нетронутыми. Видите ли, леди Трумпер, сэр Раймонд считал, что среди членов его семьи нет достойного преемника, способного заменить его на посту председателя фирмы Хардкаслов. Ни одну из своих дочерей и ни одного из внуков, на которых я остановлюсь позднее, он не считал способными руководить открытой акционерной компанией.
Адвокат снял очки, протер их платком, который вынул из верхнего кармана пиджака, и критически осмотрел линзы, прежде чем снова вернуться к делу.
— Сэр Раймонд, таким образом, не тешил себя иллюзиями в отношении своих родных и близких. Его старшая дочь, Ами, была мягкой и застенчивой дамой, которая самоотверженно ухаживала за ним все последние годы. После смерти сэра Раймонда она переехала из дома Хардкаслов в маленький отель на побережье, где и скончалась в прошлом году.
Свою младшую дочь, Этель Трентам, — продолжал он, — сэр Раймонд считал, как бы тут помягче выразиться, утратившей чувство реальности и порвавшей со своими корнями. Как бы там ни было, я знаю, что особенно его огорчало отсутствие у него сына, поэтому, когда родился Гай, все его надежды на будущее были связаны с ним. С этого дня он ничего не жалел для него. Впоследствии он обвинял себя в его падении. Эту ошибку он не стал повторять с рождением Найджела, к которому он не питал ни привязанности, ни уважения.
Однако нашей фирме было поручено держать сэра Раймонда в курсе всего происходившего с членами его семьи. Поэтому, когда капитан Трентам несколько неожиданно подал в отставку с военной службы в 1922 году, нас попросили постараться выяснить подлинную причину его ухода из полка. Сэр Раймонд, конечно же, не поверил рассказу своей дочери о выгодном месте на австралийской бирже скота и одно время даже намеревался направить меня в Австралию для выяснения обстоятельств. Затем Гай умер.