– Кто вы такие? – спросил я.
– Мы из СНБ.
Тот, что повыше, вытащил из нагрудного кармана бумажник и раскрыл его перед моим носом. В бумажнике было прозрачное окошечко. А в нем – удостоверение с его фотокарточкой и словами: STATNI NARODNI BEZPECHNOST.
Я, кажется, совсем перестал дышать. Грудь мне сдавило, я задыхался. Мои руки, ноги, кожа головы, губы – все-все начало дрожать. Я вряд ли смог бы добраться до стула, на который он мне указал. И потому тяжело плюхнулся на подлокотник кресла.
– Мы вас очень долго дожидались, пан Вистлер. Не могли понять, куда вы подевались.
– Я вышел пройтись. Выпить рюмочку.
Голос у меня звучал на несколько октав, выше, чем обычно.
– Куда?
– Куда-то туда…
Думать я не мог. У меня все выскочило из головы. «Два "Норстранда"! – проносилось у меня в мозгу. – Значит, они раскопали цветочный ящик! Значит, они знали, что я его туда спрятал! Теперь им известно, что произошло!»
– Я не знаю, как называется то место, – ответил я.
– Вы там раньше бывали?
– Вроде бы да.
– Это кафе «Ман»?
– Нет, нет.
– Вы заходили в кафе «Ман», не так ли, пан Вистлер? Вы сегодня уже там были.
– Нет, не туда. Не могу сообразить, где это. Где-то возле Национального театра. А зачем вам это знать?
– Это была «Славия»?
– Да, верно. «Славия».
– И сколько вы там просидели?
– Понятия не имею. Выпил пару рюмок.
– Когда вы были там, вы с кем-нибудь разговаривали?
– Ну, с официантом. С официантом, конечно.
– Как он выглядит?
– Не помню. Ах да, это была женщина, – забормотал я, будто если я это припомню, все обойдется, – Я не помню, как она выглядела. А почему, собственно, я должен это помнить?
Дышать не стало легче ни на грамм…
– Зачем вам все это надо знать?
– Вы с кем-нибудь встречались во время прогулки?
– Нет.
– Просто прошлись туда и обратно?
– Да. Впрочем, нет, – смешавшись, сказал я. – Туда я ехал на трамвае.
– А зачем же вы поехали, пан Вистлер?
– Не знаю. Так мне захотелось.
– Но ведь, по вашим словам, вы пошли прогуляться?
– Верно. Но когда я вышел, оказалось, что идти пешком слишком жарко. И я сел в трамвай.
– Вы знали, куда едете?
– Никуда я не ехал. Просто решил, что сойду где-нибудь по дороге.
– И вышли у «Славии»?
– Да.
– И ни с кем там не разговаривали?
– Я вам уже сказал.
Тот, что пониже ростом, взглянул на напарника, который уже спрятал свой бумажник и что-то строчил в блокноте. Он (тот, что повыше) отложил блокнот и задумчиво на меня посмотрел.
– Вы нас не боитесь, пан Вистлер?
– А чего мне вас бояться? – спросил я и облизнул губы.
– Не знаю, – ответил он.
И вдруг ударил меня прямо в лицо. Этот удар буквально сшиб меня с кресла. Я свалился, как мешок, и стукнулся башкой о шкаф. И посмотрел на них со страхом и болью. Мой нос будто размазали по всему лицу. От жуткой боли на глазах выступили слезы. Я был так потрясен, что не мог произнести ни звука.
– Вставайте, – сказал тот, что повыше.
Я медленно поднялся, держась рукой за нос. Он снова ударил меня по лицу. Сбоку, очень сильно – голова моя хряпнула о костяшки его пальцев и опять стукнулась о шкаф. Я согнулся пополам, отчаянно пытаясь защитить голову и лицо, и все думал: «О господи! Вот оно и случилось! И это только начало… И этому не будет конца…»
Но больше ударов не последовало. Второй тип сказал спокойно, как ни в чем не бывало:
– Вы, пан Вистлер, говорили про то, что где-то были. Вы сказали, что поехали на трамвае к «Славин». Расскажите подробно, что там было.
Я медленно выпрямился, голова и лицо у меня гудели от боли. Тот, что повыше, все еще глядел на меня задумчиво, потирая костяшки пальцев. Челюсть у меня дрожала.
– Наш друг напугал вас, не так ли?
Я кивнул.
– Он только хотел помочь. Если вы расскажете всю правду, ему больше нечего будет делать. С кем вы встречались в «Славии»?
– Ни с кем. Я говорю правду! – быстро пробормотал я. – Вы сами можете проверить. Наверняка кто-нибудь меня там видел. Я готов рассказать все, что вы хотите. Но я не знаю, чего вы хотите.
Я думал, что эта скотина тут же снова мне вмажет. Никогда нельзя знать наперед. Я вот не догадался. А он взял да и врезал без всякого предупреждения.
– Нет, пан Вистлер, вы знаете, – сказал тот, что пониже. И поднял, а потом бросил оба «Норстранда». На одном из них еще был песок, и он медленно его стряхнул. – Прекрасно знаете. Вы просто сейчас обдумываете, как бы так солгать, чтобы нас успокоить. Но скоро вы поймете, что успокоить нас может только правда. Мы знаем, зачем вы сюда приехали. И почему внезапно покинули отель. Знаем, что вы отсутствовали около полутора часов. Мы уверены, что вы с кем-то встречались и что-то ему передали. Мы не знаем – видите, я говорю с вами честно, – кто этот человек. Но это тоже можно выяснить. И мы собираемся это сделать. Единственный вопрос к вам – расскажете ли вы это неохотно прямо сейчас или же сделаете это очень охотно, но несколько позже? Без всякого сомнения, потом вы это сделаете очень охотно! Вы меня поняли?
С нижней губы у меня стекала струйка крови. Все мое лицо, казалось, так опухло, что, должно быть, напоминало свиную голову. Вдруг на улице снова заработали громкоговорители и грянули бодрый марш. Окна все еще были открыты.
– Я вам клянусь, что никому ничего не передавал! – воскликнул я.
– Почему же тогда вы выскочили из отеля?
– Я испугался.
– Чего?
– Я увидел, как коридорный обыскивает номер. И подумал, что он найдет… найдет ту вещь, которую я хотел спрятать.
– Но вы же сами ее нашли, не так ли?
– Нет.
На сей раз это произошло уже не так молниеносно. Высокий протянул руку, чтобы меня поддержать, а другой изо всей силы ударил. Я согнулся пополам, задыхаясь и давясь рвотой, а он отступил назад, позволяя мне свалиться на пол. Меня мутило.
– Встаньте, пан Вистлер, – сказал тот, что пониже.
Я попытался и не смог. Он помог мне подняться на ноги.
– Садитесь, если хотите.
Я сел на подлокотник кресла.
– Если бы вы сами сказали нам правду, ничего этого не случилось бы. Лгать глупо. Все равно вы откроете нам правду, вы же знаете. Нам известно, что вы обнаружили эту бумажку. Согласитесь, что это так.