Благодаря этому он и остался жив, и, хотя привык выходить целым и невредимым из любой передряги, ему казалось чудом то, что, когда он был не на лошади и стоял в каких-нибудь пятидесяти метрах от стада, ни одна из длиннорогих тварей так и не решилась кинуться в его сторону.
Сцена пережитого все время прокручивалась в его сознании. Все представлялось так же расплывчато, как в самом нелепом кошмаре: пыль, ветер, мычание и крики Флоренсио, который был единственным, кто успел понять, что его убивают. Однако не паническое бегство животных настойчивее всего приходило ему на память, а образ девушки в розовом платье, присутствие которой, похоже, и явилось причиной столь ужасной трагедии.
Была ли она одна?
Рамиро Галеон был абсолютно уверен в том, что она одна вышла из дома и одна дошла по саванне почти до того места, где он находился. Совершенно точно, что никто не мог к ней присоединиться, выросши из-под земли на абсолютно гладкой равнине. И все же, словно во сне, ему порой виделась фигура высокого и сильного мужчины, который держал ее за руку.
Какое этому было объяснение?
Из какого забытого уголка его памяти возникал этот образ? Ведь когда все случилось и она подошла к нему так близко, что впору дотянуться рукой, с ней рядом никого не было.
Рамиро видел, как девушка удалялась, направляясь обратно к дому, и как оттуда высыпали в тревоге ее мать и братья, но абсолютно точно знал, что никакого высокого мужчины поблизости от нее не было, а значит, это видение было всего лишь плодом его воспаленного ума.
А может, это и был Призрак Саванны, один из тех, о которых рассказывали старожилы льяно: якобы их появление предшествует несчастью?
Однако никто не слышал, чтобы Призрак Саванны являлся при свете дня; даже Одинокая Душа, Плакальщица или Бонго Дьявола, если назвать самых известных, никогда не осмеливались предстать перед христианином, пока сияло солнце.
— Это все игра воображения, — сказал Рамиро себе, стараясь успокоиться. — При падении я ударился головой. У других перед глазами возникают искры, а мне вот привиделся человек, который вел девчонку за руку.
И все же он был напуган.
Он возобновил свое скорбное шествие в сторону «Моррокоя», но не мог удержаться и время от времени оглядывался — убедиться в том, что виденный им великан не вырос из-под земли, чтобы наслать на него какую-нибудь новую напасть.
Дождь продолжал лить.
Словно миллион завес опустился перед Рамиро, отделяя от того места, куда он стремился; молнии продолжали рыскать в поисках крон мориче и чагуарамо [60] , чтобы обрушить на них свою ярость, и Рамиро спросил себя, почему одна из них не избрала его своей жертвой и не положила конец всем его несчастьям.
Однако молнии тоже обошли его стороной и мало-помалу стали удаляться под аккомпанемент грохота и треска, а потоп в конце концов переродился в тихий моросящий дождик, который позволил Рамиро определить направление и, вконец выбившись из сил, все-таки выйти к дому.
Кандидо Амадо ждал его на крыльце. Накануне вечером он видел, как прискакал мраморный конь, и сразу же понял, что, должно быть, стряслось что-то из ряда вон выходящее, раз такой наездник, как Рамиро Галеон, оказался выбит из седла. Затем промчалось несколько быков, вдали Кандидо разглядел облако пыли, взбитой копытами множества других во время их панического бега, а когда наступила ночь и разразилась гроза, он уже был абсолютно уверен в том, что потерял и людей, и скот.
С наступлением дня бескрайняя равнина, окружавшая дом, из-за дождя лишилась еще и горизонта, а теперь, когда тот пошел на убыль, взору Кандидо Амадо предстала только приближавшаяся фигура израненного и измученного Рамиро Галеона.
— Что случилось?
— Все погибли. Сеферино, Николас, Флоренсио и Санчо. Все! Быки бросились врассыпную, и братья даже охнуть не успели. Все, патрон! Четверо моих братьев.
— А она? Айза?
— Она и была виновницей. Стоило ей подойти, скот сломя голову бросился врассыпную, словно ветер принес самого дьявола.
— Ее убили?
— Эту ведьму? Ее не осмелится тронуть даже самый отъявленный головорез. — Рамиро опустился на ступеньки, не в силах сделать ни шагу, и, прислонившись спиной к одному из столбов, обратил кверху осунувшееся и перепачканное лицо, которое за какие-то часы словно постарело. — Эта ведьма их сглазила, она в сговоре со скотиной и с преисподней.
— Не мели чепухи!
— Чепухи! — Косоглазый рукой обвел себя с ног до головы, а затем показал на равнину: — Это чепуха? То, что мои братья превратились в жеваный табак или что саванна усеяна быками со вспоротым брюхом? — Он яростно замотал головой. — Нет! С Галеонами не так-то просто покончить, а она расправилась в мгновение ока.
Кандидо Амадо, у которого заметно дрожали руки, схватил бутылку рома, наполнил до краев два самых больших стакана, которые только нашел, и, вручив один из них управляющему, залпом осушил другой.
— Расскажи-ка мне все по порядку, — попросил он, усаживаясь напротив него. — Я так и не понял, что случилось.
Рамиро Галеон тоже выпил, вытер рот рукавом, протянул стакан, чтобы хозяин наполнил его снова. Это как будто его успокоило и позволило проясниться сознанию.
— Как вы и приказывали, мы отправились в мелколесье и собрали скот, который пасся между рощицей тотумо, где вы подстрелили индейца, и ламбедеро [61] на северо-западе. Почти половину быков имения. После полудня мы уже были на месте и передали Акилесу ваши слова. Потом, когда время уже истекало, появилась она. До того момента все шло просто замечательно. Хотя быки вели себя несколько беспокойно, моим братьям удавалось их сдерживать. Но когда она приблизилась на расстояние, как отсюда до канея, словно бомба взорвалась под ногами животных: они отпрянули, — и это была еще та суматоха, я такой в жизни не видел. От первого же толчка лошади опрокинулись, и не успел я опомниться, как началось светопреставление, а девчонка глядела на меня как на недоумка. — Рамиро одним глотком осушил свой стакан. — Она все знала! Я уверен, что ей заранее все было известно, потому что она ни секунды не испытывала страха.
— А моя кузина Селесте?
— Я видел ее издалека. — Рамиро недоверчиво прищелкнул языком. — И меня поразило, что ни она, ни Акилес меня не пристрелили, зная, что я без лошади, да еще и хромаю.
— А они тебя точно видели?
— Еще бы! Как же они могли меня не видеть? Не ослепли же они! Я находился как отсюда до хижины Имельды, а они вышли удостовериться, что от моих братьев не осталось и мокрого места. Я заковылял прочь, а они смотрели мне вслед. Им было достаточно вскинуть винтовку и уложить меня на месте, как хромого ягуара. Вот вам и «меткий стрелок» Акилес Анайя!