Это оказался газовый фонарь, висящий на столбе перед величественными воротами из кованого железа. Ворота, распахнутые настежь, были примерно двадцать футов в высоту, в ширину же они перекрывали всю дорогу. Данфи, прищурившись, разглядывал искусную ковку, которую уже покрывал мох и лишайники.
ВИЛЛА МУНСАЛЬВЕШЕ
1483
Данфи взглянул на Клементину, миндалевидные глаза которой сделались круглыми, как бильярдные шары.
— Ну как, ты не против?.. — спросил он.
Девушка молча кивнула, и они, не говоря ни слова, вошли в ворота. Почти совсем стемнело, и уже было трудно что-либо разглядеть. Тем не менее, впереди, среди деревьев, виднелись какие-то огни. Джек и Клементина шли по дороге еще примерно полмили, как вдруг неожиданно оказались посреди широкой поляны.
На некотором расстоянии от них находилась похожая на сказочный замок вилла Мунсальвеше, занимавшая склон высокого холма. И множество звезд, рассыпанных по небу над ней, и…
— Посмотри! — Клементина дернула Данфи за рукав.
У темного пруда, смутно мерцавшего в лунном свете, вырисовывался силуэт старика в инвалидной коляске. Колени его были укутаны пледом. Он кормил хлебом лебедей. Лица они рассмотреть не могли, но в глаза бросилась густая грива седых волос до плеч.
— Это Гомелес, — догадался Данфи и сделал шаг по направлению к нему, но застыл на месте, услышав низкий и властный рык.
Медленно повернувшись, Данфи и Клементина обнаружили, что на них злобно уставились морды нескольких родезийских риджбеков. Самая маленькая из двух собак, светлой масти и мускулистая, доставала Данфи до пояса. И тут Джек по каким-то ему самому не совсем ясным признакам понял, что собаки следовали за ними по пятам от самых ворот.
Старик бросил лебедям горсть хлебных крошек и, продолжая сидеть вполоборота к незваным гостям, произнес:
— Ну что ж, добро пожаловать на виллу Мунсальвеше, мистер Данфи. «Собраться вы можете в любой момент, но вот уйти вам будет трудновато». [105]
— Вы поклонник «Иглз»? — спросил Данфи.
— Только одной их песни, — ответил Гомелес, опрыскивая орхидею из хрустального распылителя. — Она мне лично очень близка.
Джек вместе с Клементиной находился в оранжерее виллы, они занимались пересаживанием и подкормкой орхидей вида «Dendrobium», которые разводил ее хозяин. Цветы источали благоухание, напоминавшее смесь аромата малины с цитрусовыми, одновременно изысканное и соблазнительное. Гомелес сказал, что выращивает их на протяжении уже почти пятидесяти лет.
— Я занялся этим практически сразу после войны, — объяснил он. — И оно стало моим хобби. Одним из множества.
Среди них было также изучение языков. По признанию Гомелеса — шутливому, как заключил Данфи, — он говорил почти на всех. Он явно преувеличивал, но насколько, не могли сказать ни Данфи, ни Клементина.
Одним из самых обширных помещений виллы была библиотека, сводчатый, отделанный деревянными панелями зал, от пола и до потолка заполненный книгами, до большей части которых можно было добраться только с помощью раздвижных стремянок. Большинство изданий, представленных здесь, были на одном из современных европейских языков, но имелись также полки и целые шкафы, где находились рукописи и фолианты на загадочных наречиях, о происхождении которых Джек мог только догадываться: на древнееврейском, китайском, японском, санскрите, урду, хинди, арабском и… эвзкади?
Возможно, Гомелес скорее библиофил, нежели лингвист? Но нет, Джек видел почту старика, она почти полностью состояла из подписных научных изданий на языках столь далеких друг от друга стран, как, к примеру, Дания и Индонезия.
В любом случае библиотека представляла собой внушительное помещение. Она протянулась на тридцать метров, и в ней, кроме шкафов и стеллажей, находились выставочные стенды, в которых располагались древние телескопы и астролябии, хронометры и скрипки. Этрусские монеты и терракотовая посуда соседствовали там с коллекцией византийских и римских масляных ламп.
Но не библиотека была любимым местом Гомелеса в его обширном доме, а небольшая мастерская, проход в которую находился между двумя высокими стеллажами с литературой по Японии и иудаизму. В мастерской располагался стол среднего размера, на котором было установлено разнообразное электронное оборудование. На стене за столом висел плакат со словами «La vérité est dehors la!». [106]
Гомелес с любопытством наблюдал за тем, как Данфи с Клементиной разглядывают аппаратуру. Два устройства были соединены с принтером, из которого постоянно выползала бумажная лента с чем-то, что напоминало обычную кардиограмму.
— А что это такое? — спросил Данфи, рассматривая подсвеченные шкалы и кнопки.
— Анализатор спектра, — ответил Гомелес, — подключенный к преобразователю из цифровой формы в аналоговую. Ну и к принтеру, конечно.
— А для чего оно вам? — спросила Клементина.
— Ну, — ответил старик, — в данный момент оно занимается тем, что анализирует радиосигналы, получаемые из космоса.
— О! — откликнулась Клементина на его объяснения. — А для чего?
— Ну, хотя бы для того, — ответил Гомелес с усмешкой, — чтобы внести свой посильный вклад в поиски признаков разумной жизни во вселенной, на которые направлены усилия многих профессиональных астрономов.
— Вы хотите сказать…
— На крыше установлен радиотелескоп. Не очень большой, но работает вполне исправно.
— И упомянутая проблема вас очень волнует? — спросил Данфи.
Гомелес пожал плечами:
— Да в общем-то не очень.
Данфи хотел было задать следующий вопрос, который логически вытекал из первого.
— Зачем же тогда…
Но Гомелес приложил палец к губам:
— Поймете позже. Всему свое время.
Данфи никогда не любил подолгу гостить у кого бы то ни было, даже у владельцев замков и дворцов. Ему больше нравилось останавливаться в гостиницах. Но Гомелес являлся обладателем ответов на те вопросы, которые в последнее время занимали его больше всего. И хотя Джек бывал порой излишне напорист в своих расспросах (Знали ли вы Даллеса и Юнга? Каковы цели Общества?), у старика, несомненно, был свой план общения с ним, и торопить его было бессмысленно. Поэтому Данфи пришлось набраться терпения. Что было совсем не легко.
После недели, проведенной в Мунсальвеше, они довольно близко познакомились с Гомелесом. Старик — а он действительно, что уж тут греха таить, был стариком, незадолго до их приезда отпраздновавшим свое девяностодвухлетие — оказался идеальным хозяином, очень чутким и внимательным ко всем нуждам своих гостей, интеллигентным и тактичным. В Гомелесе, в его характере и поведении было некое сочетание серьезности и мягкой обходительности, заставившее Данфи пожалеть, что его собственный отец был так мало похож на этого швейцарского затворника. Что касается Клементины, то она была в полном восторге от старика, каждое утро проводила с ним в оранжерее, а ближе к вечеру выкатывала его к пруду кормить лебедей.