Фонд | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Что вам известно?

– О чем?

– Мне нужно знать, сколько вы узнали.

Мелисса внезапно сделала выпад в его направлении, не атакуя, а лишь проверяя, есть ли в том смысл.

Делать этого не следовало. Большой Человек был молниеносен. Он слишком умен, его реакция слишком быстрая, и он слишком хорошо читает ее мысли. Мелиссе никогда не удалось бы превзойти его в скорости и тем более одержать над ним победу.

– Что бы я ни знала, все останется при мне. Нужно быть идиотом, чтобы думать, будто я стану сидеть здесь и болтать с вами о работе моего отца.

Он задвигался на кровати и оказался ближе к ней. Большой Человек не выглядел обеспокоенным. Она продемонстрировала ему свою скорость, он сделал то же самое. У нее не было ничего такого, что могло бы заставить такого мужчину, как он, почувствовать беспокойство.

– Возможно, я попытаюсь помочь вам, а может быть, стану вашим заклятым врагом. Вы должны сами решить, каким мне быть, а потом либо последовать моему совету, либо отвергнуть его.

Она подвинулась поближе, может, для того, чтобы держать его в состоянии неопределенности. Он не отодвинулся.

– И каков же ваш совет?

– Оставьте при себе то, что вам известно об отце. Я наблюдал за вами многие годы, думая, что вы, возможно, намереваетесь каким-то образом отомстить. До сих пор я не замечал, чтобы вы использовали то, что могли знать. И мой совет состоит в том, чтобы вы не сделали этого теперь.

Она пристально смотрела на него, размышляя о его лице. Возможно, она видела этого человека раньше? В магазине или в кабинете конгрессмена, а то и в гостиной отца? А может, и нет.

– Это все?

Он встал и, сохраняя приличную дистанцию, направился к двери.

– Последнее. Результаты расследования или ваше наследство создавали ощущение, что кто-то пытается взять рычаги управления делом вашего отца в свои руки? Я уверен, вам известно о том, что многие годы об этом было полно слухов.

Она сделала два шага в его направлении, два из пяти, остающихся до него.

– Даже если бы я знала, неужели вы думаете, что сказала бы вам?

– Нет.

– В таком случае вы неглупы. Возможно, даже достаточно сообразительны, чтобы понять: я собираюсь уничтожить вас и подобных вам презренных людишек. Когда я закончу, от дела моего отца не останется ничего. Так что на вашем месте я бы глаз не смыкала, думая о том, что кто-то другой возьмет власть.

Он улыбнулся.

– Слишком самоуверенное утверждение.

– Могу я теперь уйти?

Большой Человек распахнул дверь настежь – явное приглашение идти.

– Нет.

Он вышел из камеры, начал закрывать дверь, но остановился, словно ожидал, что она начнет просить.

Мелисса отвернулась и стала смотреть на стену. Неужели он мог подумать, что она из тех, кто просит?


Джек Кейн нагнал Джиттерса у мужского туалета. Джиттерс протер глаза и зачесал волосы на заживающую безволосую часть черепа. Однако продолжал дергаться, переполненный страстным желанием отомстить.

– Зайди сюда на минутку, Джиттерс.

Говоря это, Кейн улыбался. Джиттерс последовал за ним в ванную комнату.

– Не начинай называть меня этим прозвищем и никогда не прикасайся ко мне так, как сделал это. Мне наплевать на то, кто ты есть. Если прикоснешься ко мне хотя бы еще раз, я…

Кейн повернулся и схватил Джиттерса. Он крутил им как хотел, потом освободил рукоятку ножа от пальцев Джиттерса и глубоко вонзил этот нож мускулистому Джиттерсу в бок, прикрывая при этом свободной рукой ему рот. Глаза у Джиттерса остекленели, а тело окоченело. Впервые и навсегда.

Кейн по своей привычке убрал руку со рта, чтобы услышать последние слова жертвы.

– Почему? – прохрипел Джиттерс. – Почему, Джек?

Кейн знал, почему, хотя Джиттерс этого никогда не понял бы. Теперь он сам принимал решения, кто хороший, а кто плохой. В основе этих решений лежали не служебные полномочия, не проблемы «Диллон», не политическая паранойя. Действовали его собственные побудительные мотивы.

– Потому что пришло твое время, Джиттерс.

Джиттерс соскользнул с ножа и рухнул на пол. Кейн отошел в сторону и помыл руки. Он смыл пятнышки крови с рукава, потом позвонил по сотовому телефону в службу безопасности «Диллон», подождал двадцать секунд и вышел в вестибюль. По вестибюлю в его сторону бежали два тюремщика в униформе с пистолетами в руках.

Кейн дождался их приближения.

– Спрячьте свои пистолеты. В это помещение не входите. Скоро здесь появится группа по чрезвычайным ситуациям. И никого сюда не пускайте. Понятно?

Они не понимали. На самом деле ему и не хотелось, чтобы они понимали. Он просто желал, чтобы ребята стояли у двери и делали то, что приказано, – охраняли место преступления до прихода экспертов.

– Слушаемся, сэр.

– Спасибо.

Он ушел. На КПП взял удостоверение личности агента ФБР Джиттерса и пистолеты – свой и его.

Глава девятая

Джеймисон пробыл в музее Смитсона еще час. Он бродил по залам и устраивал засады на любых людей, которые могли перехватить телефонный разговор с Блевинсом, состоявшийся вчера вечером, или проследить за Блевинсом сегодня утром. В зоне сплошного поражения пистолета Джеймисона проходили дети с дешевыми камерами в сопровождении пузатых мужчин в свитерах и страдающих излишним весом мам в кроссовках. Никто из них не приводил в действие его датчиков, воспринимающих сигналы опасности, а череда представителей человечества завышенных размеров вызывала соблазн игнорировать свои защитные реакции и снова подумать, не преувеличивает ли он потенциальную опасность. Пока Питер не видел никого, кто мог бы вызвать его беспокойство.

Но ведь именно так и убивают людей, он это знал. Достаточно хотя бы слегка позволить себе усыпить бдительность, как ты либо зацепишь проволоку мины натяжного действия, либо не заметишь малейшего признака опасности, который мог бы спасти тебе жизнь.

Джеймисон спустился по эскалатору и вышел на авеню Конституции, присоединившись к толпе туристов и федеральных чиновников. Он не обращал внимания на них, а пребывание в среде живых дополнительного успокоения не приносило, потому что он во все более ускоряющемся темпе вовлекался в войну, точно так, как это происходило с ним несколько лет назад. Владеющее им безотчетное чувство подсказывало, что война обусловливает наличие потерь. Его роль в ней была все той же, будь то среди железобетонных громад, в земляных норах или в зарослях бамбука. Он был вооружен, раздражен и готов убить всякого, кто захочет покуситься на его жизнь. Где бы то ни было – это была война, а невинные люди вокруг него являли собой случайные одиночные открытые цели для снайпера, который мог оказаться впереди, или «бомбиста», который мог находиться на другой стороне улицы с передатчиком в руках.