— Спасибо. Как насчет ужина?
— Я умираю от голода!
Ди улыбнулась и повела Джесси в просторную столовую. В центре зала красовались вишневые ветви, помещенные в стальной цилиндр, придавленный к полу камнями. Ветки давно отцвели, но людям не хотелось избавляться от единственного «дерева» на тысячи миль вокруг.
Выбор блюд поражал разнообразием. Меню было написано на трех табличках, как в старомодном вагоне-ресторане, обслуживающем посетителей и днем и ночью. Хэнли выбрала овощной суп, салат из свежей зелени, выращиваемой гидропонным способом в садоводческой лаборатории станции, и печенье с арахисовым маслом.
В столовую вошла группа ученых. По их певучему языку Хэнли решила, что это скандинавы.
— Шведы? — предположила она.
— Норвежцы, — поправила Ди. — У нас работают люди из более чем дюжины стран.
— А ты откуда родом? Не могу точно определить, что у тебя за акцент.
— Я из Голландии. Но я давно покинула родину. Теперь чувствую себя скорее канадкой, нежели нидерландкой.
Ужин оказался превосходным, Хэнли уплетала заказанное за обе щеки. В этот час большинство столиков пустовало. В это время обычно питались ученые, несущие ночную вахту, обслуживающий персонал и несчастные жертвы бессонницы. В противоположном конце столовой, у сводчатого окна, компания японцев оживленно обсуждала эндотелиальные клетки, угощаясь черепашьими яйцами, манго и сливами вонгаи. Хэнли заметила флажок с восходящим солнцем на их столике. За соседним столиком, с немецким флажком, двое мужчин сравнивали однокамерные легкие птиц и рептилий. Афиша на стене напротив Хэнли рекламировала «Балконвиль» в исполнении «Актеров Полярной шапки»; другая афиша приглашала посетить костюмированную в стиле «кошки» вечеринку — ежегодный бал мехов.
Ди кивнула в сторону японцев:
— Завершение гулянки. Сначала вихревые ванны, потом заплыв, горячий душ и наконец саке. По четвергам наступает очередь шведов: массаж и плавание. В ближайшее воскресенье прием у немцев, хотя они начали скупиться на пиво из своих запасов с тех пор, как принимали австралийцев две недели назад… Чтобы жизнь продолжалась, необходимо общение. Социальный аспект — это очень важно.
Хэнли закончила есть, когда послышался негромкий перезвон часов.
Полночь, — сказала Ди. — Пожалуй, пора идти в кабинет к Маккензи.
Точно. Только прежде введи меня, пожалуйста, в курс дела. Кто делал вскрытие тел?
— Доктор Ингрид Крюгер, специалист по гипотермии. Ей было очень тяжело. — В голосе Ди прозвучало то ли сочувствие, то ли осуждение. — Если бы Ингрид знала, что прилетишь ты, она бы не стала этим заниматься. Анни была ее подругой. Но Ингрид сама вызвалась и провела оба вскрытия.
— Оба?
— Российские представители получили из Москвы запрет на вскрытие Минскова. В случае же Алекса аутопсия не понадобилась. Причина смерти очевидна — переохлаждение организма.
— А как в разгар суматохи умудрилась уехать русская?
— Лидия? Русские доставляют и забирают своих ученых подводными лодками. Они должны были забрать Тараканову, прежде чем затянется полынья. Поначалу Лидия говорила, что хочет продлить пребывание на станции, потом стала мечтать о том, чтобы поскорее отсюда выбраться. Год для первого раза — очень много.
— Доктор Крюгер не делала после вскрытия посевов на питательную среду?
— Нет. Она лишь взяла образцы, ты, наверное, видела снимки. Как только из Оттавы сказали, что к нам летит специалист, мы прекратили исследования. Сказать по правде, по мере погружения в материал… нас просто охватывал ужас.
После полутора часов отдыха и десятиминутного совещания началось второе погружение. Учитывая сложность работ, троих водолазов послали разбираться с траулером, привязанным к корме лодки и плавающим где-то вверху; четвертый направился прямиком к реактору.
Трое ныряльщиков прицепили моторизованную лебедку к палубе «Владивостока», потом подтянули СБ-4 вниз, на уровень пятисот метров, и надежно закрепили. Сержанту Орловскому прежде не приходилось управлять подобной машиной для раскопок, хотя два двигателя и два независимых пропеллера напоминали принцип устройства десантного катера БМК-150.
Подойдя к бортовому иллюминатору СБ-4, водолаз прижал к стеклу лицевую пластину шлема и поднес лампу. На него глянуло лицо, похожее на остальные: еще один моряк с пустыми глазницами. Орловский издал стон, который под влиянием маски и пузырьков воздуха оказался похожим на музыкальную фразу.
Изучив лицо плавающего трупа на телеэкране, старший военврач предположил, что мягкие ткани глаз повреждены в результате давления водных масс, ворвавшихся во «Владивосток». «Весьма избирательно», — съязвил Орловский мультяшным голосом. СБ-4 был цел, а его рулевого постигла та же участь, что и членов экипажа «Владивостока». Он был ослеплен и уничтожен — вот только чем?
Водолазы работали быстро, с опережением графика. Орловский с напарником проникли внутрь затонувшей субмарины. Водолаз номер четыре обеспечивал безопасность реактора; номер два оставался снаружи, чтобы не позволять шлангам и тросам запутываться.
Орловский морально подготовился к встрече с мертвецами. Утешением ему служила мысль, что его цель — капитанская каюта — находится неподалеку от поста управления. И все же у водолаза екнуло сердце при виде безвременно погибших ребят. Он проскользнул мимо тел, стараясь избегать соприкосновения, лелея надежду, что каюта капитана окажется пустой. У двери переборки он задержался, поджидая товарища.
По судорожным метаниям фонаря Орловский понял, что напарник с трудом справляется с потрясением от увиденного. Сержант жестом объяснил ему, куда идти дальше, и двинулся вперед, отсчитывая двери.
Открыв четвертую каюту, Орловский вытянул руку с фонарем. Документы и вещи плавали, словно живые.
Орловский протиснулся в дверной проем и приблизился к письменному столу. На столе, придавив несколько бумаг, лежала тяжелая серебряная рамка. Над столом размещался сейф, к счастью, открытый. Ключ, лежавший у Орловского в ножной сумке, отомкнул бы ящик, но понадобился бы гидравлический пресс, чтобы оттянуть дверцу, прижатую водой. Орловский посветил внутрь сейфа: никакого желтого контейнера. Он достал вахтенный журнал и книги с кодами и сунул их в сумку. Потом осветил часы на запястье. В его распоряжении оставалось семь минут. Водолаз номер четыре доложил, что закрыл реактор и покидает судно.
Напарник Орловского сфотографировал помещение с помощью вспышки и передал на «Русь» информацию о продвижении. Сержант сделал ему знак рукой, и водолаз удалился на пост управления. Вспышки камеры озаряли стены коридора, словно молнии.
Орловский вернулся в каюту. Луч фонаря упал на какой-то предмет на столе. Киот: крошечная свечка в тяжелой чаше перед маленькой иконкой. Орловский взял золотой триптих, сложил и отправил в карман на ноге. Все, больше в каюте ему делать было нечего.