Бои устраивает независимая компания под названием «Комбат зоун», делающая особый акцент на чрезмерном насилии. Обычно в ход идут стулья, обломки лестниц, бритвенные лезвия, лампочки, колючая проволока. А еще — клыки и когти.
Ликаны подпрыгивают и словно бы зависают в воздухе. Дерутся, стоя на двух ногах или на четвереньках. Перегрызают друг другу глотки, вырывают клочья шерсти, с хрустом выворачивают противнику руки, откусывают куски живого мяса. Такое впечатление, что боль — как чужая, так и своя — доставляет им удовольствие. «Боль — это приятно, — так думает Чейз. — Ведь она напоминает, что ты еще жив. Разве можно сравнить это с отупляющим действием люпекса?!»
Несколько недель назад он посещал тюрьму для ликанов. Этих специальных тюрем понастроили по всей стране и сажают туда тех, кого обвиняют или подозревают в террористических действиях. Так вот, там от бетонных стен отражались эхом голоса. По камерам расхаживали полуобнаженные люди с запавшими глазами и торчащими ребрами. Они прижимались к решетке, умоляли, плевались, бормотали какую-то чушь. Чейз им сочувствовал. А вот за ликанов на арене он радуется. Даже завидует им.
Уильямс громко кричит вместе с остальными зрителями. На нем джинсы и худи, на глаза надвинута кепка. Бороду он не стриг уже давно, и она сделалась длинной и пушистой. По бокам сидят два агента секретной службы в обычных ветровках и изо всех сил стараются не выделяться из толпы. Но их выдают напряженные спины и бегающие по сторонам глаза. Так что Чейзу приходится время от времени пихать охранников локтями и говорить: «Расслабьтесь, ребята, получайте удовольствие». Они ни в какую не хотели пускать его сюда. Но он настаивал, угрожал их уволить. Спецагент Трайс и спецагент Хьюстон. Чейз зовет их Труляля и Траляля. Людей без прозвища запомнить практически невозможно. Министр внутренних дел, министр торговли, глава административно-бюджетного управления, члены кабинета, директор НАСА, начальники штабов, мировые судьи. Слишком много лиц, слишком много имен. Объединяет всех только одно: они хотят заставить Чейза делать то, чего сам он делать не хочет.
Уильямс теперь тренируется по три часа в день. Беговая дорожка, гантели. Каждый раз, навешивая очередной диск на штангу или ударяя кулаком боксерскую грушу, он испытывает физическое наслаждение. Его захлестывает ощущение силы.
Похожие чувства вызывают и эти бои. Кулаки непроизвольно сжимаются и разжимаются. Дыхание с шумом вырывается изо рта. Мускулы напрягаются. Когда во рту появляется металлический привкус крови, когда он уже готов вот-вот сорваться, Чейз наклоняется к одному из спецагентов:
— Нам пора.
— Да, господин президент, — хором отвечают телохранители.
Точка, координаты которой ему сообщили, располагается рядом с Сейлемом, на юге. Это заросший травой луг, где регулярно высаживаются отряды наземных войск. Сбоку тянется шоссе. По ночам из канав и ближайшего леска на луг выползает туман, и кажется, что по траве бродят привидения. Оперативная группа должна была прибыть на рассвете, но из-за плохой видимости расписание полетов пришлось изменить.
Патрик ждет уже несколько часов. На боку мотоцикла капельками пота собирается роса. Волосы у него мокрые, а одежда отсырела. Вместо давешнего радостного возбуждения Гэмбла одолевает паранойя. В тумане звуки искажаются. Время от времени Патрик шарахается из-за порывов ветра, упавшей шишки или цоканья белки. Треск сучка похож на щелканье взводимого курка.
Когда он медленно ехал сюда сквозь туман, дорогу перебежал олень. Животное невероятно высоко подпрыгнуло и перелетело через изгородь из колючей проволоки. Только мелькнул коротенький белый хвостик, и вот его уже нет, осталась лишь молочно-белая дыра в тумане, а потом и ее затянуло.
— Видели? — выкрикнул Патрик и только потом сообразил, что его никто не слышит. — Какой красавец!
Тогда, на дороге, он был так уверен в себе, в своей цели. Какое замечательное чувство, жаль, что его невозможно сохранить. Стрелки часов близятся к полудню, и от уверенности не осталось и следа. Последние пряди тумана гладят его по ногам. Вчера ночью Патрик долго оправдывался по телефону сначала перед своим лейтенантом, а потом — перед дежурным по роте за то, что самовольно проник в зону. И пытался объяснить, что у него имелась уважительная причина. Интуиция подсказывала ему, что именно там можно обнаружить наработки профессора Десаи. Понятное дело, офицеры обругали рядового Гэмбла последними словами и сочли его полным кретином. О чем он только думал? Что еще за профессор? Какая такая интуиция? Он же рисковал жизнью, нарушил устав и все возможные правила. И тогда, не видя иного выхода, Патрик рассказал им все, заявив без обиняков, что в рюкзаке у него, судя по всему, лежит вакцина от лобоса. После долгой паузы Патрику сообщили координаты точки, где его завтра подберут. И доставят в часть.
Патрик не пытался ставить командирам никаких условий, чтобы смягчить свою участь. Зачем? Быть может, его наградят, но также вполне возможно, что никакой награды ему не видать. Не исключено, что Гэмбл вообще загремит на гауптвахту. Вполне вероятно также, что в том пузырьке какая-нибудь совершенно бесполезная соляная смесь. Патрик оглядывает в бинокль горизонт. В ясном солнечном небе клочьями ваты висят несколько облаков. Уходящие вдаль холмы постепенно превращаются в горы, вон там голубизну протыкают острые пики Джефферсона и Худа. Наверное, вертолеты прибудут с востока. Два «блэк хоука» или больше. Патрик оглядывает вершины холмов, горную гряду. Ничего.
Налетевший ветер шелестит ветками, сдувает остатки тумана, а потом настигает и опустившего бинокль Патрика. В лицо ударяет теплая воздушная волна вперемешку с мелким песком. Гэмбл закрывает глаза, а когда открывает их снова, прямо перед ним на шоссе выезжают несколько грузовиков и джипов. Машины останавливаются на краю луга, в каких-то десяти ярдах от юноши.
Ветер стихает. Теперь Патрик слышит животный рев двигателей. Дверцы распахиваются. Из автомобилей выскакивает около двадцати человек. Лица у всех мрачные. Мексиканцы.
Пистолет вынимать поздно: на него уже нацелено несколько ружей. Вот-вот одно из черных дул полыхнет огнем. Интересно, успеет ли он услышать звук выстрела? Патрик надеется, что не успеет. Хорошо бы смерть наступила мгновенно, одним махом погасила все чувства. Тишина, темнота, покой.
— Патрик! — вдруг кричит кто-то, и молодой человек вздрагивает, будто это щелкнул курок.
Вперед проталкивается девушка. Клэр! Патрик сразу же ее узнает. Но два образа не складываются воедино: вот она стоит перед ним сейчас и вот она же, в далеком прошлом, сидит в его стареньком «вранглере». Словно линии созвездия, которые никак не удается соединить. Клэр и Патрик переговариваются одними глазами. Во взглядах обоих читаются радость и замешательство. «Ты стал старше», — говорят ее глаза. «Ты тоже». Потрясший мир взрыв будто бы вышиб из них обоих юность, навлек преждевременную зрелость.
— Неужели это ты? — спрашивает наконец Гэмбл.
— Это я.
Но ничего больше сказать они не успевают. В небе раздается прерывистый грохот вертолетных винтов. Все запрокидывают головы.