Нил весил на добрую сотню фунтов больше, но едва смог ее удержать, такая в Шридеви бушевала дикая сила. Он словно пытался справиться с раскачивающимся трамплином. В дверях, в ужасе зажав рот ладонью, стояла жена. Нил закричал, чтобы она скорее звонила в службу спасения. Скорее, черт подери!
Десаи лежал на полу и ждал, когда под окном завоют полицейские сирены, а в коридоре раздастся топот сапог. Ей вколют транквилизатор. Дочь билась в его руках. Клыки щелкали совсем рядом с лицом отца, пришлось изо всех сил сдавить ей шею. Грудь у Нила ныла от нестерпимой боли, и вовсе не из-за нанесенной ему когтями раны.
Нил снимает бахилы и рабочий комбинезон, кидает все это в мусорный пакет и набирает свой личный код. На двери вспыхивает зеленый огонек, и с тихим шипением открывается автоматический замок. Десаи заходит в облицованную белым кафелем комнату, снимает ботинки, носки, трусы и майку, бросает их в очередной мусорный пакет и залезает под обжигающе горячий душ. Моется, вытирается насухо, набирает нужный код в раздевалке, достает из шкафчика спортивную сумку и переодевается в джинсы и спортивную футболку с длинными рукавами. Подарок жены на день рождения, стоит недешево и куплено в фирменном магазине, только вот в гольф играть у него нет больше ни времени, ни желания. Куртку Нил перебрасывает через руку.
На выходе Десаи расписывается у Беатрис — секретарши, которая дежурит сегодня ночью. Сквозь редеющие рыжие волосы у нее просвечивает розовая кожа. Секретарша нажимает кнопку, с жужжанием открывается дверь, и Нил выходит из лаборатории в небольшой серый коридор. Тут ничего нет, кроме пластмассового фикуса, покрытого толстым слоем пыли. В конце коридора стоят металлодетектор и небольшая рентгеновская установка. Нил здоровается с охранником (они сидят во всех зданиях центра). Выкладывает из кармана мелочь, кидает сумку в рентгеновский аппарат, забирает ее, пройдя через металлодетектор, и прощается. Снова жужжание, открывается очередная дверь, и Десаи выходит прямо на улицу, в холодный вечер. Никакой приемной у них тут нет, ведь сюда никто не приходит.
В долине Уиламетт вполне умеренный климат по сравнению с остальной частью штата (там уже, как он слышал, выпал снег). Но Нил все равно никак не может привыкнуть к температуре ниже десяти градусов, хоть и прожил тут больше тридцати лет. В воздухе висят капельки влаги, собирается дождь. Профессор застегивает молнию на куртке и защемляет кожу на шее. Жена говорит, это у него растет второй подбородок. Нил проверяет, нет ли крови, и сворачивает на извилистую бетонную дорожку, ведущую к воротам.
Изгородь под током едва слышно гудит. Охранник открывает свою плексигласовую будку и протягивает Нилу ручку и журнал. Десаи расписывается, а охранник тем временем, пережевывая жвачку, сокрушается, что «Трейл блейзерс» снова продули. На столе в его будке валяются листы с подписями приходящих и уходящих сотрудников, на нескольких экранах отображаются разные уголки центра. Ворота с жужжанием распахиваются, и мужчины желают друг другу доброй ночи.
Нил вытаскивает из кармана ключи и, взмахнув рукой, запускает в своей «хонде» печку и подогрев сиденья. На парковке стоит несколько легковушек и внедорожников, светят фонари. Канава заросла кустами ежевики, в которых запутались полиэтиленовые мешки, похожие на гигантские паучьи яйца.
Нил устало трет глаза. Сегодня было так много работы, а дома его не ждет ничего хорошего. Дочь наверняка снова в ступоре, сидит, уставившись в никуда остекленевшими глазами, опять наглоталась люпекса, накурилась прописанной в медицинских целях марихуаны. Нилу меньше всего на свете хочется с кем-нибудь разговаривать. Вполне хватило и охранника у ворот. Поэтому, когда кто-то зовет его по имени, он громко вздыхает.
Рядом с его внедорожником стоит серебристый «шевроле». Стекло опущено, в салоне горит свет. Из машины выглядывает круглое и гладкое, совсем как у ребенка, лицо. О возрасте мужчины говорят лишь морщины вокруг рта и седые волосы, обрамляющие большую круглую лысину.
— Прошу прощения, что приходится беспокоить вас в столь поздний час, профессор Десаи. — Он пожимает руку Нила своей, маленькой и влажной. — У меня к вам деловое предложение.
Они сидят в баре при небольшой пивоварне «Макменаминс». Он выходит на реку Уиламетт. Оконное стекло испещряют дождевые капли. Совсем рядом через мост проезжают машины, свет фар отражается на покрытой рябью воде. Нил не хочет заказывать темное пиво — напиток дня, он просит официанта принести ему чай.
Тот человек (он назвался Августом) сидит перед ним, сложив руки на столе — одна ладонь поверх другой.
— Вы, случайно, не мусульманин, что отказываетесь от спиртного? — интересуется он.
Нет, Нил не мусульманин. Он вообще атеист.
— Я просто устал.
Официант приносит Августу пиво, а перед Нилом ставит небольшой поднос с полным кипятка чайником и разложенными веером чайными пакетиками. Бородка у него разделена надвое, а на руке болтается веревочный браслет.
— Будем что-нибудь заказывать из еды? — интересуется он, вытаскивая из кармана передника блокнот и ручку.
Нил и Август отвечают хором: один говорит «нет», другой — «возможно».
— Возможно, — повторяет Август.
Официант уходит, пообещав вернуться через несколько минут.
Десаи бросает в чашку пакетик черного чая и заливает его кипятком.
— Долгий выдался день? — сочувственно спрашивает Август.
— Да. — Нил, выждав несколько мгновений, подносит чашку к губам.
— А впереди длинная ночь?
Поднимающийся из кружки пар щекочет шею и мешает рассмотреть собеседника.
— Ваша бедная дочь, — говорит Август и улыбается, ощерив меленькие и белые, как рисовые зерна, зубы.
Чашка обжигает руку Нила.
— Что вам известно о моей дочери? Она что-то натворила? — От его слов пар над чашкой дрожит.
— Не беспокойтесь. — Август смеется коротким отрывистым смехом, похожим на лай. — Она ровным счетом ничего не сделала. — Он отпивает еще пива и промокает салфеткой пену с верхней губы. — Простите мое любопытство. Как она заразилась? Ее укусили?
— Нет. — Нил сам не знает, почему вдруг решил обсудить это глубоко личное дело с незнакомцем. — Моя дочь заразилась иначе.
В детали он не вдается. Шридеви подцепила инфекцию в постели. Занималась сексом в свои пятнадцать лет и не предохранялась. При этой мысли Нил до сих пор содрогается от стыда. Быть может, если бы дочь укусили, он бы меньше винил ее в происшедшем. А так безответственность Шридеви загубила жизнь всей их семьи.
— Мне очень жаль.
Чай слишком крепкий. Нил ставит чашку на блюдце и добавляет сахар.
— Извините меня, — обращается он к собеседнику, — но я совершенно не интересуюсь политикой. Чем, вы сказали, вы занимаетесь?
— Я возглавляю администрацию губернатора.
— И в чем именно состоит ваша работа?