Клэр идет по коридору, широко раскрыв глаза. Но видит она сейчас не глазами, а пальцами, именно они нащупывают путь вперед, словно осторожные кроты. Вой позади стихает, а потом и вовсе смолкает. Но тишина пугает Клэр намного больше. Она старается не шуметь, однако в спешке то и дело запинается о булыжники, от ее прикосновений со стен сыплются камешки.
Теперь нужно считать повороты — налево, снова налево. Там, где от тоннеля ответвляются боковые ходы, Клэр чувствует на лице холодное дуновение сквозняка. Она едва не падает, наткнувшись на первую ступеньку лестницы, и неуклюже лезет вверх. Вот бы знать, сколько всего ступенек. Кто угодно может накинуться на нее из темноты. Через минуту нога повисает в пустоте: лестница закончилась. Теперь зал с корнями на потолке. Здесь шаги и дыхание отдаются не так громко. Проще всего, конечно, было бы пойти вдоль стены, но Клэр не помнит, есть ли здесь еще какие-нибудь коридоры, а рисковать нельзя: можно пойти не туда и забрести еще глубже в толщу горы. Компьютерная комната прямо. Девушка решает довериться интуиции. Внезапно свисающие с потолка корни дотрагиваются до нее своими сухими языками, и Клэр вскрикивает от неожиданности. Пахнет землей.
Вокруг непроглядная, чернильная тьма глубокого каменного подземелья — подземелья, в котором человеку не место. Ядовитая тьма просачивается внутрь, заполняет легкие Клэр, мышцы ее наливаются тяжестью. Хочется лечь на землю, свернуться калачиком и ждать конца. Ведь конец неизбежен: за ней по пятам крадется зверь, оскаливший острые клыки.
Клэр останавливается и прислушивается. В темноте кто-то двигается. Слышен шелест. Раздаются шаги. Неизвестный тихо ступает по камням, по песку, все ближе, громче. Подстегнутое темнотой воображение рисует жуткие картины: это не Пак крадется за ней, а тот мужчина в клоунской маске, с черными провалами глаз, с губами цвета сырого мяса. Он найдет ее по запаху, а потом распахнет пасть и проглотит.
Внутри ярится и просится на свободу волк, но девушка пока сдерживает его. После трансформации она превратится в дикое, не способное думать животное, которое в панике может начать бросаться на стены.
Она изо всех сил старается хоть что-нибудь увидеть. Будто силой воли можно заставить себя видеть в темноте. Глаза ноют от тщетных усилий. Где-то насмешливо лает Пак. Невозможно понять, насколько он близко, в пяти ярдах, пятнадцати или пятидесяти. Его голос отражается от сводчатых стен, от зубастых потолков, несется по подземным тоннелям и залам, расходящимся вокруг во все стороны.
И вдруг совсем рядом раздается булькающий от крови голос:
— Я тебя чую, красотка.
Клэр вскрикивает.
Патрик не знает, сколько времени они провели под землей. Наверное, около часа. Вокруг постоянно раздаются какие-то звуки: то захлопает крыльями летучая мышь, то зашелестит песок, то где-то в тоннеле рухнет с потолка камень. Один раз в луче фонаря мелькает чья-то тень с красными глазами и исчезает в темноте.
Гэмбл дотрагивается до плеча Мириам:
— Далеко еще?
Она вздрагивает:
— Докуда?
— До того места, где они держат Клэр?
— Кто бы знал. Тут как минимум двадцать мест, где она может сейчас быть.
Свет фонаря высвечивает кухню. Патрик в который уже раз удивляется, как ловко у них тут все устроено. А чего он ожидал? Соломы на полу, лежанки из шкур, следов костра и валяющихся вокруг обглоданных костей? Он и сам не знает, чего именно, но точно не этого. Луч фонарика отражается от стеклянных стаканов, алюминиевых кастрюль и железных ножей. На дверце холодильника пестреют магниты со строчками из стихотворений. На стойке — открытая банка с диетической колой. Пахнет перцем чили.
Мириам открывает и закрывает холодильник, ее рука замирает на дверце. Видимо, какие-то воспоминания.
Патрик идет на звук капающей воды и между шкафами с продуктами обнаруживает струящийся по стене ручеек. Мокрая скала блестит в свете фонаря, вспыхивает серебром висящий на крючке ковшик. Вода стекает в большую каменную чашу, Патрик поместился бы в ней целиком.
И тут он видит ее — дрожащее отражение на влажной стене. Девушка выбегает из ближайшего тоннеля и бросается прямо к нему. Гэмбл разворачивается, вскидывает фонарь и пистолет и едва не выстреливает, но потом понимает: это Клэр.
Она бежит к нему, бежит на свет, будто на огонек в конце тоннеля. Луч утыкается ей прямо в грудь, туда, где бьется сердце. От радости Патрик не сразу замечает, что лицо Клэр в крови и посерело от ужаса. Девушка налетает на него и бьется в его руках. Гэмбл держит ее и зовет по имени, и тогда она узнает его и командует:
— Бежим! — И тянет его куда-то, буквально толкает вперед.
Он не успевает ни о чем спросить — кто-то сбивает его с ног. Израненные ребра вспыхивают огнем. Патрик едва не теряет сознание. Фонарик отлетает в сторону, и кухня мигом наполняется пляшущими призрачными тенями. Пахнет кровью: быть может, это кровь самого Патрика? В полумраке нападающего толком не разглядеть, только мерцает белая шерсть. Чужак тяжело дышит, в горле у него что-то явственно булькает.
Патрик отползает, лежа на спине. Враг мутным пятном бросается к нему. Раздается выстрел. Эхо многократно отражается от каменных стен и превращает его в целую канонаду. Ошарашенный Гэмбл не сразу понимает, кто в кого стрелял и кто в кого попал. Но вот луч фонаря выхватывает скорчившуюся на полу фигуру. Это мужчина-ликан, узколицый и щуплый, словно ребенок. Одной рукой он хватает когтями воздух, а другую прижимает к животу.
Мириам вытянула вперед обе руки: в одной у нее фонарь, а в другой — пистолет. Женщина стреляет. Еще раз и еще. Подходит ближе. С каждым выстрелом кухню на мгновение озаряет подобие дневного света. Наконец луч фонаря утыкается прямо в ликана. Выстрел. Глаза у скорчившегося на полу мужчины закатываются, его тело сотрясает судорога, он бьется в корчах, словно одержимый демоном.
До церемонии остались считаные минуты. Она должна начаться с наступлением темноты, а солнце уже почти село: последний луч освещает горизонт. На одной из центральных площадей Портленда мерцают желтым окна Фокс-тауэр, офисных зданий и торгового центра. Площадь Пайонир-Кортхаус-сквер, которую орегонцы ласково прозвали «городская гостиная», похожа сейчас на кирпичный кратер в самом сердце Портленда. Фонтаны не работают, горшки из-под растений стоят пустые, а колонны и деревья перевиты паутиной сверкающих гирлянд. Звон колокольчика от проезжающего по монорельсовой дороге вагона сливается со звоном колокольчика в руках добровольца из Армии спасения, который собирает пожертвования на углу.
Тысячи людей переминаются с ноги на ногу в этот холодный ноябрьский вечер. Изо рта у всех вырываются облачка пара. Флисовые куртки, шерстяные шапки, красно-зеленые свитера с рождественской символикой. У отцов на плечах раскачиваются маленькие девчушки в красных колпачках. Мальчишки пьют горячий какао из бумажных стаканчиков и уже в сотый раз спрашивают у родителей: «Ну когда же зажгут елку? Долго еще?» — «Скоро, уже совсем скоро», — отвечают им взрослые. Все взоры прикованы к высоченной темно-зеленой ели в центре площади.