Видеозапись распространяется, как вирус. Кому-то удалось протащить в одиночную камеру смартфон, и Джереми Сейбер сумел записать и загрузить в Сеть пятиминутное обращение. Его едва можно узнать: изображение очень плохого качества, волосы коротко острижены, щеки ввалились, а лицо осунулось. Не человек, а привидение.
— Мне нечего терять. У меня нет политических амбиций, я не хочу разбогатеть или захватить власть, — говорит Джереми тихим, но твердым голосом; его то и дело одолевают приступы кашля. — Поэтому, пожалуйста, выслушайте меня. Соотечественники, вы должны сопротивляться! Просто обязаны! Нельзя уступать и подчиняться. Ни в коем случае не позволяйте делать из вас козлов отпущения. Знаете, сколько случаев нападений ликанов на людей регистрируется в нашей стране ежегодно? Десять-одиннадцать. Акулы и те нападают чаще. А как власти обращаются с нами? Они считают нас страшной угрозой? Очень хорошо! Тогда давайте будем соответствовать их представлениям. Боритесь! Нанесите ответный удар, укусите своего соседа! Нас считают экстремистами? А разве опубликование списка ликанов в Интернете и упразднение законов, направленных против дискриминации, — это не экстремизм? Не преступление против человечества? Ведь ликаны — тоже люди. Мы с вами — люди.
Вскоре после этой речи появляются особые футболки, на груди большими черными буквами значится: «ЛЮДИ». Их раздают повсюду: в торговых центрах, на улицах, в учебных заведениях. В колледже Уильяма Арчера футболки распространяют в столовой и на почте. «Сегодня в полдень возле центрального здания объявляется общий сбор» — так написано на плакатах, нацарапано мелом на стене, напечатано в электронных сообщениях, которые рассылают всем подряд. Мириам запретила Клэр регистрироваться в «Фейсбуке», но Андреа показывает ей свою страничку. У всех теперь на аватарках фотографии с воздетыми кулаками, а в статусе указано: «Единение».
На горизонте бурлят серые и лиловые тучи: там, наверное, идет снег или дождь, но над кампусом небо чистое. Мэтью и Клэр присоединяются к огромной толпе студентов у центрального здания.
Мэтью выделяется среди остальных. И дело тут не во внешности, но в том, как он себя держит: он цельная натура и взрослее других парней — мужчина, а не мальчик. Мэтью берет ее за локоть, и сердце Клэр трепещет от его прикосновения, как обычно в последние дни. Рядом с ним она чувствует себя под защитой. А именно защита Клэр сейчас нужнее всего: ведь постоянно приходят письма с угрозами и какие-то зловещие типы наводят у секретаря справки о ней.
На улице холодно, и изо рта у всех вырываются клубящиеся облака пара. Журналисты уже наготове. Похожие акции протеста сейчас проходят по всей стране — в парках и на площадях. Но организаторы митинга в колледже Уильяма Арчера заранее поставили в известность все ведущие СМИ, а потому оказались сейчас в центре внимания. Толпу студентов взяли в кольцо многочисленные репортеры. На микрофонах и камерах видны эмблемы ведущих радиостанций и телевизионных каналов.
Никто не произносит речи, не скандирует. Толпа не двигается с места. Студенты просто молча стоят. А журналисты постоянно поправляют наушники и что-то наговаривают в микрофоны. Беспрестанно щелкают затворы фотоаппаратов. Люди покашливают, топают, чтобы согреться. До Клэр доносится голос знакомого паренька, они вместе ходили на математику. Длинные волосы, кожаные сандалии, на шее сзади татуировка в виде египетского креста. Он дает интервью, и камера целится в него, будто пушечное дуло.
— Неужели не понятно, мы хотим быть самими собой, только и всего. Мы хотим быть обычными, чтобы с нами обращались как со всеми. Нельзя, чтобы поведение нескольких человек определяло отношение к целой группе населения. Никому ведь и в голову не пришло ополчаться против тридцатилетних белых мужчин потому лишь, что именно этим параметрам соответствуют серийные убийцы Джеффри Дамер и Джон Уэйн Гейси. Мы не террористы, мы просто люди.
— Вы не считаете себя опасными?
— Я считаю, что все люди в принципе опасны. Точка. Но лично я не собираюсь никого кусать. Я не хочу никого кусать. Зачем мне это делать? Это нелепо. Только сумасшедшие так поступают, разве станет нормальный человек расстреливать школьников или подкладывать бомбу? Ликан ты или нет — неважно, тут важна природа человека. Не спорю, и среди ликанов встречаются злодеи. Как сказал как-то мой преподаватель, вообще человек по натуре своей — испорченное создание, все мы порочны — каждый по-своему.
— А как зовут вашего преподавателя?
— Алан Репробус. Профессор Репробус. Вот уж кто Человек с большой буквы.
— Он участвовал в организации этого мероприятия?
— Нет, — тихо отвечает студент после короткой заминки.
Над головой собираются темно-синие облака. На ступенях главного здания в просвете между репортерами Клэр различает еще одного парня из своей группы — светловолосого Фрэнсиса. Его легко узнать по привычной манере одеваться — строгие классические рубашка, пиджак и брюки, хоть стоит он довольно далеко. Фрэнсис смотрит прямо на них и что-то шепчет в телефон. Его рот напоминает черную дыру.
В университете Беркли протестующие собрались на центральной лужайке. Там же выстроились в линию полицейские в полной боевой экипировке — черных защитных бронежилетах, подчеркивающих мускулатуру блюстителей порядка. Полицейские сжимают дубинки обеими руками, словно доисторические копья. Один подносит ко рту громкоговоритель. Раздается пронзительный писк, а потом громовой голос велит собравшимся немедленно расходиться: все, кто останется, будут арестованы, любое сопротивление будет подавлено. Полицейский опускает громкоговоритель и ждет. Один студент подхватывает с земли рюкзак и бросается наутек. Остальные двадцать с лишним не двигаются с места. На самодельных картонных плакатах написано: «Хватит!», «Все люди равны!», «Долой дерьмовые законы!». Юноши и девушки держатся за руки. Они не трогаются с места, даже когда шеренга полицейских начинает наступать на них.
В Нью-Йорке сотня оппозиционеров разбила палаточный лагерь в Центральном парке, возле зоосада. Среди протестующих есть как ликаны, так и обычные люди: большинству около двадцати, жидкие бородки, шерстяные шапочки, армейские рюкзаки. Они намерены оставаться тут, пока правительство не удовлетворит их требования.
— А какие у вас требования? — спрашивает журналист.
— Отменить законы, которые делают нас гражданами второго сорта.
Журналист просит пояснить, и один из бунтовщиков отвечает:
— Я больше полугода не виделся с семьей, потому что не имею права пользоваться самолетом.
— Мне сказали, что в следующем году я должен подыскать себе новую работу, — добавляет другой.
— Недавно я заказал в баре бургер с пивом, а официант заглянул в мое удостоверение личности и велел проваливать, — говорит третий.
Подъезжают, сверкая красно-синими мигалками, патрульные машины. Протестующие сидят вокруг своего палаточного лагеря, взявшись за руки. Полицейские дают им на раздумье полчаса, а потом надевают защитные очки и, спокойно шагая между палатками, прыскают каждому в лицо ядовитым газом из баллончика. Парк оглашается воплями боли, митингующие падают один за другим.