И достигло ворот.
Меж двух каменных колонн, увенчанных готическими урнами, стояла сторожка. Когда-то здесь хранились кладбищенские архивы и книги, но сейчас заколоченный домик пустовал и, по слухам, в нем водились привидения. Ведь как знать, что прячется в кладбищенской тени, охраняемой от похитителей трупов каменными стенами в два фута толщиной и чугунной решеткой, чьи прутья оканчиваются острыми навершиями? А эта женщина с ребенком — уж не призрак ли это?
На Сильвии Пим было длинное белое пальто, на голове — платок. Маленький Дэвид, надежно подхваченный под спинку шалью, спал у материнской груди. Резкий холодный ветер, разыгравшийся к перемене погоды, запускал ледяные пальцы под одежду, и, миновав сторожку с горгульями и выбитыми витражными окнами, Сильвия остановилась и завернула ребенка в свое пальто. Укрыв малыша от холода, она двинулась дальше, вверх по тропинке, которая, петляя, поднималась к часовне.
Вечерело. Лондон быстро погружался во мрак. Сквозь редкие прорехи в тумане Сильвия видела за кладбищенской стеной панораму улиц, похожую на фрагмент огромной плоской карты.
Она повернула налево и двинулась под гору по дорожке, бежавшей мимо входа в туннель, ведущий в катакомбы. Вскоре дорожка превратилась в грязную тропку, вьющуюся по роще мертвых вязов. Бурьян и ежевика скрывали от глаз могильные холмики, которые за сотню лет дожди почти сровняли с землей. Однако в чаще кустарника попадались и сравнительно свежие могилы. Здесь хоронили неимущих. Возле одной из таких могил женщина остановилась и опустилась на колени. С ветви мертвого дерева за ней безмолвно наблюдал коричневатый сыч.
Если бы старые вязы не стонали под порывами ветра, Сильвия, пожалуй, и различила бы близкий скрежет металла о металл, лязг сбитого с кладбищенских ворот замка.
Но она ничего не слышала.
— Мамочка, — нежно прошептала Сильвия, сметая листья с небольшого каменного креста на могиле. Она говорила тихо-тихо, даже ребенок, спавший у ее груди, вряд ли что-то слышал. Вскоре она умолкла и склонила голову в молитве.
В кустарнике неподалеку что-то завозилось.
Сильвия, не поднимая головы, протянула руку и коснулась холодного надгробия.
И вдруг, широко раскрыв глаза, судорожно обернулась: лезвие топора высекло из камня искры, отрубив ей три пальца.
Сильвия открыла рот, чтобы закричать от ужаса и боли.
Но топор, рикошетом отскочивший от камня, раздробил ей челюсть и подъязычную кость.
У Сильвии пропал голос.
Ее охватил холодный панический страх; захлебываясь кровью, она вскочила и кинулась вниз по грязной тропке.
Ослепнув от слез, она бежала, шатаясь, натыкаясь на надгробия, чувствуя под пальцами здоровой руки вырезанные на мраморе украшения — якоря, урны, змей, черепа, песочные часы, круги. Обрубки пальцев на другой руке не чувствовали ничего, кроме жгучей боли.
Сильвия испуганно оглянулась, никого не увидела и нырнула в туннель, ведущий в катакомбы.
Поначалу она не слышала ничего, кроме собственных шагов и непрерывного звона капель. Сердито пискнула подвернувшаяся под ноги крыса. Вдруг парализованная ужасом Сильвия прислушалась: под сводами зазвучали чужие шаги. Кто-то крался к ней — «чвак, чвак, чвак», — и от этих звуков мороз продирал по коже. Тьму склепа проколол острый луч света.
Перепуганная Сильвия увидела паучьеглазый кошмар, отвратительное чудовище, закутанного в накидку монстра, который гнусно ухмылялся, завороженно глядя на кровь, капавшую у нее с подбородка. В луче света топор в его руках поблескивал.
Эхо его шагов зазвучала совсем близко. Сильвия тяжело задышала, прижимая к себе спящего сынишку, и в горле забулькала кровь. Над самым ухом послышался свистящий шепот: «Сыграем в Игру?»
Она вновь сорвалась с места и не разбирая дороги помчалась прочь от этого существа.
Нога Сильвии поскользнулась в грязи.
Отвратительный голос звучал все ближе: «Сыграем?… Сыграем?…»
Сильвия внезапно выбежала из подземелья в туманную ночь.
И тут ребенок проснулся.
Он жалобно заплакал, и Сильвия тотчас зажала ему рот рукой, чтобы малыш ненароком не выдал их.
Она резко обернулась, хотела посмотреть, гонится ли за ними чудовище… и вдруг оступилась и, поскользнувшись, полетела в яму.
«Не-е-ет!» — мысленно взвизгнула женщина, беспомощно взмахнув руками в темноте, но истерзанное горло не выпустило наружу ни звука.
Судорожно цепляясь за раскисшую землю, Сильвия тщилась выкарабкаться из наполовину вырытой могилы и не заметила затаенного движения возле ямы.
Когда она ухватилась за край и в надежде найти опору глубоко зарылась окровавленными пальцами в сырую землю, голос, не сулящий ничего хорошего, с насмешкой произнес над ней:
Пока дружки слезы льют над твоей дурацкой могилой, Найду, чем заняться с тобой, с моей ненаглядной милой.
Сильвия, вздрогнув, подняла голову.
У края могилы, высоко воздев руки, ухмылялось паучье-глазое чудовище.
Последнее, что увидела женщина, был стремительно опускающийся ей на голову топор.
20: 30
Ровно в восемь кладбищенский сторож запер главные ворота и начал обход.
Стоунгейтское кладбище занимает тридцать семь акров. За полгода до описываемых событий оно подверглось нападению вандалов; часть могил была осквернена, памятники разрушены — тогда-то и наняли сторожа, Чарли О’Трэйди.
С час назад туман рассеялся, ветер разогнал тучи, и низко над горизонтом, отбрасывая на погост длинные тени, повисла бледная зимняя луна.
Пробродив с полчаса, Чарли, к своему ужасу, обнаружил в катакомбах кровь.
Стоунгейтские катакомбы, сооруженные в середине девятнадцатого века, представляли собой череду погребенных под землей темных сырых склепов и туннелей, пронизывавших тот склон холма, что вел к часовне у вершины. Склепы соединялись узкими коридорами с каменными сводами. В стенах этих холодных подземелий были устроены кирпичные ниши с деревянными полками, где гнили гробы. В том, рядом с которым Чарли заметил кровь, лежал отравленный. За стеклянным окошком в стенке гроба виднелось серовато-белое лицо мумии с почерневшими зубами.
По кровавому следу Чарли вышел из подземелья к открытой могиле. Когда луч фонаря высветил большую лужу крови, отчасти уже свернувшейся и впитавшейся в землю, сторож невольно скривился. Посветив в могилу, он поначалу ничего не увидел и лишь потом заметил неровную цепочку алых пятен, уходившую от ямы.
След вел к западной стене и дальше, на заброшенную улочку. Выходя из ворот, Чарли заметил взломанный висячий замок. Он обшарил лучом фонаря дорогу и обнаружил, что кровавый след обрывается у канализационного люка. Царапины на асфальте говорили о том, что крышку люка сдвигали.