За окном со свинцового неба сыпал густой снег. Водители неважно приспосабливались к этому новому обстоятельству: едва земля побелела, прямо перед вращающимся знаком Ярда столкнулись три легковые машины.
Через несколько минут Брейтуэйт вернул Ренд отчет.
— Не густо, — покачал он головой.
— Да, — согласилась детектив. — Мы провели самое масштабное со времен Йоркширского потрошителя и Черной пантеры расследование, но подозреваемого до сих пор нет. Все жертвы, насколько нам известно, были выбраны совершенно случайно. Общее у них лишь одно: все они из вполне обеспеченных семей, принадлежащих к верхушке среднего класса. Но это не дает нам никакой зацепки.
— Странно, что от ЕНПКС так мало толку, — заметил Брейтуэйт.
В распоряжении Ярда имелась система анализа почерка преступников, разработанная Министерством внутренних дел в 1983 году и предназначенная для сличения характера преступлений, занесенных в банки памяти ЕНПКС разными службами охраны порядка.
— Мы ввели в ЕНПКС все подробности жизни девочек, какие удалось узнать: их прошлое, окружение, повседневный уклад, — рассказывала Ренд. — Но кроме того, что все восемь убийств совершены одним способом, выяснили очень немного. Все девочки пропали средь бела дня, это первое. Точно испарились. В разных частях Лондона, но все днем: кто с улицы, кто из парка, кто по дороге в школу или из школы.
— Значит, убийца безработный или работает по ночам, — резюмировал Брейтуэйт.
— Или он — она — сам себе хозяин или хозяйка и ведет свободный образ жизни. Но даже если мы ошибаемся и убийца с девяти до пяти все-таки на работе, откуда мы знаем, не сказался ли он разок-другой больным? А может, он или она работает на дороге?
— Интересно, как убийце удалось похитить восемь девочек и не засветиться.
— Этого мы до сих пор не знаем.
— Ага… — задумчиво протянул Брейтуэйт.
— Мы знаем, что все девочки в момент исчезновения находились вне дома одни. К нам поступило несколько тысяч описаний машин, якобы замеченных поблизости от тех мест, где девочек в последний раз видели живыми. Но это ничего не дало. Однако интересно вот что: все восемь преступлений были совершены в дождь. Мы полагали, что ненастье давало убийце возможность скрывать свой истинный облик, не вызывая ничьих подозрений…
— Но теперь вы думаете, — перебил Брейтуэйт, — что это делалось для того, чтобы собаки не могли по следу убийцы или его жертвы выйти к канализации?
— Уинстон, — Ренд разгладила карту, приколотую к доске, — я слышала, что, если человек хорошо знает этот подземный лабиринт, он может пройти Лондон из конца в конец, ни разу не поднявшись на поверхность.
— И теперь вы охотитесь за убийцей из канализации? — спросил доктор.
— Да, — ответила Ренд.
— Ладно, вернемся к этому. Но сначала расскажите, что еще вам удалось обнаружить.
— Не так уж много, — созналась Хилари. — Во внешности жертв нет ничего, что позволило бы вывести закономерность вроде «голубоглазые блондинки». Две девочки занимались балетом, но в разных студиях. Две за месяц до смерти делали покупки в «Хэмли», но каждый год через этот магазин игрушек проходит половина Лондона. И все.
Брейтуэйт прищурился.
— Невероятно, правда? — спросила Хилари Ренд. — Может быть, Честертон все-таки прав?
— Вы сказали, все девочки были из обеспеченных семей. Выкуп не требовали?
— Ни разу.
— Никаких деловых связей? Никаких причин для мести?
— Нет. Насколько нам удалось выяснить, никакого общего мотива, связанного с семьями, нет.
Доктор пожал плечами. Его вопросы иссякли.
— В этих убийствах уже созналось более двухсот психопатов, — вздохнула Ренд. — На случай, если способ убийства связан с медициной, мы тщательно проверили работников здравоохранения. Врачей. Медицинских сестер. Студентов-медиков. Биологов. Научных работников. И вновь безрезультатно. Мы допросили всех числящихся в Центральном архиве растлителей и насильников, кого сумели разыскать. Без толку. Мы сняли скрытой камерой похороны, чтобы посмотреть, кто пришел на кладбище. Мы пробовали гипнотизировать свидетелей и обращаться к медиумам. Опять ничего. Репортажи в средствах массовой информации спровоцировали поступление десяти тысяч заявлений, но ни одно из них не принесло пользы следствию.
— Понятно, — хмыкнул Брейтуэйт. — И теперь все ищут козла отпущения.
— Да, — подтвердила Ренд.
— Как вы думаете, сколько у вас времени?
— День, два… В лучшем случае — три. События прошлой ночи, несомненно, накалят обстановку. На восьмом этаже считают, что дело чересчур разрослось для того, чтобы им занималась женщина.
— На ваших людей можно положиться?
— Только на Дерика Хона. Никто не хочет подстраховывать неудачницу, рискуя собственным благополучием.
— Когда идет травля, все собаки лают.
— У меня в подчинении сотни людей, а мне кажется, я работаю с одними компьютерами.
— Одиночество острее всего чувствуешь в толпе.
— Я знала, вы поймете.
— Итак, что от меня требуется?
— Поддержка. Я в отчаянии, Уинстон. Работа — это моя жизнь.
Доктор встал из-за стола и прислонился лбом к оконному стеклу. В нем отражалось мертвенное сияние ламп дневного света. Внизу, на мостовой, на вечернем синем снегу сгрудились автомобили. Три техпомощи и семь патрульных машин пытались ликвидировать пробку, вызванную аварией.
Кто-кто, а Брейтуэйт знал, чего стоило Ренд, вопреки всему сопротивлению, добиться успеха на избранном ею поприще. Оба платили непомерно высокую цену: она — за свой пол, он — за цвет своей кожи. Доктор был польщен и не на шутку озабочен просьбой старшего суперинтендента. Польщен, поскольку Новый Скотланд-Ярд — самая закрытая организация в сегодняшней Британии, и все же Хилари нарушила установленный порядок, доверившись ему. Озадачен, поскольку, если он откажется или не сумеет помочь, Хилари Ренд в определенном смысле станет его жертвой. Порядочный человек всегда больше тяготится нравственным долгом защищать ближнего, нежели необходимостью защищаться.
Брейтуэйт слыхал, будто когда-то Хилари Ренд крепко повздорила с одним из ветеранов независимой службы охраны порядка Сити, и тот заявил: «Хилари, лучшее лекарство от всех ваших проблем — это хороший мужик». На что Ренд, по слухам, ответила: «Возможно, инспектор, но тогда вы мне ни к чему».
«Черномазый знахарь», — подумал Уинстон Брейтуэйт.
Он отошел от окна.
— Хорошо, Хилари. Можете рассчитывать на меня. Помимо всего прочего, мне вдруг захотелось разгадать загадку, которую столь дерзко предлагает нам убийца. Нам, британцам, никогда не обогнать Америку по «валу» убийств, но, если говорить об извращенности, в наших убийствах есть нечто уникальное. Я думаю, как нация мы убиваем поистине с блеском.