— Не думаю. Мне кажется, он работает над каким-то собственным проектом.
— Ах так. — Я ожидала услышать совсем другой ответ. Интересно, что может заинтересовать моего мужа в церковных архивах? — И вы знаете, что он ищет?
— Увы, нет. Он договорился с епископом.
Я заморгала. Любопытство разбирало меня все сильнее, но я решила, что должна держать его в узде.
— Не имеет значения, — махнула я рукой. — Спрошу его сегодня вечером.
Мы остановились перед входом в ризницу, и я распахнула дверь.
— Поскольку сегодня и завтра у вас будет меньше времени в архиве, может быть, вы захотите немного поработать здесь в пятницу вечером после ярмарки?
— После ярмарки? — с недоумением повторила я, и у меня вдруг возникли сомнения, на одном ли языке мы с ним говорим.
— Разве вы не собирались участвовать в благотворительной ярмарке в пятницу?
— О да, конечно. — Я совершенно забыла про ярмарку. — Если вы можете это организовать, я была бы вам очень благодарна.
Я постаралась очаровательно улыбнуться и строго наказала себе: обязательно выяснить, чем я должна заниматься на ярмарке.
Потом я задала отцу Бену несколько вопросов, пытаясь узнать что-нибудь еще о системе пожертвований. К сожалению, выяснилось, что никакой системы нет. Существовало только то, что я могла увидеть собственными глазами. Значит, нужно продолжать с того места, на котором я остановилась. Оставалось надеяться, что мне удастся найти какую-то связь с местными реалиями.
Я уселась за стол, открыла первую коробку (осторожно, а то вдруг там опять устроились пауки!) и погрузилась в работу. Через час появился первый результат — у меня заболела спина. Впрочем, все было не так плохо. Кое-что мне удалось узнать. Например, я обнаружила, что Сесил Кертис был отцом Кларка Кертиса, из чего следовало, что я изучаю документы о семье босса Стюарта. (Теперь работа стала немного интереснее. Без обычного любопытства тут, естественно, не обошлось.) Как я уже выяснила вчера, он оставил все свои земли (а речь идет о больших территориях) и имущество церкви, лишив наследства свою «супругу и потомство», — факт, который не мог не разозлить Кларка, не говоря уже о его матери и братьях.
Я выяснила, что Томас Петри получил церковный грант на обучение в колледже Святого Фомы Аквинского. Он прославился благодаря серии книг о священнике, который успешно расследовал преступления, а после того как произведения Петри стали появляться в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс», он начал регулярно делать пожертвования церкви. Поскольку его дары не были денежными (однажды он отдал деревянную статуэтку Мадонны с Младенцем), я пришла к выводу, что он жертвовал вещи, которые попадали к нему в процессе работы над различными книгами.
Я просмотрела списки других жертвователей, но не нашла ничего интересного. Майк Флоренс привлек мое внимание только из-за совпадения его фамилии с названием итальянского города, но среди его пожертвований не оказалось ничего интересного, только шестидюймовая золотая шкатулка квадратной формы с красивым распятием на крышке. Кроме того, к дару прилагалась расписка, и если только Горамеша случайно не интересовала шкатулка, проданная в «Мейси» в 1950-х годах, то я сомневалась, что вышла на след. (Мне было любопытно взглянуть на эту вещицу, но она находилась на самом дне коробки. То, что в архивах принято называть «географически нежелательным».)
Со вздохом разочарования я отодвинула в сторону последний список. Теперь мне оставалось лишь изучить каждую бумагу в каждой папке жертвователя или начать лазать по ящикам. Поскольку я сильно сомневалась, что узнаю то, что ищу, даже если его увижу, я поняла, что придется читать письма. Но у меня оставалось всего полчаса, глаза болели, и мне до смерти надоело это занятие.
Кроме того, меня преследовало ощущение, что я напрасно трачу время и сейчас мне лучше всего положиться на Бога (а также на Ларсона и Лору). Ведь я находилась в церкви. Если меня осенит божественное откровение, то это произойдет именно здесь.
Я подтащила к столу очередной ящик, но не стала поднимать его на стол. Он весил целую тонну. Поэтому я оставила ящик на полу и кончиком кроссовки сняла крышку — а вдруг оттуда выскочат какие-нибудь зловредные насекомые с кучей ног?
Однако ничего не произошло. Я заглянула внутрь и обнаружила пачки древних переплетенных в кожу Библий. Тысячи страниц, на каждой из которых могло быть что-нибудь важное для меня. Каждая начиналась с истории семьи, записанной неразборчивым почерком, — неужели мне предстояло расшифровать каждую из них?
О радость!
Я вытащила первую Библию, стараясь не чихнуть и напоминая себе, почему не стала заводить семейную Библию для себя: они быстро стареют и начинают гнить, и что потом с ними делать? Если твоя фамилия Оливерас, то ты даришь ее церкви, чтобы недотепе вроде меня пришлось разбирать написанные здесь бредни. Почему бы и нет. Ты ведь не можешь выкинуть Библию в мусорный бак. Конечно, такой заповеди не существует, но ясно, что подобный поступок лишит тебя нескольких очков в личном досье.
Мне удалось разобрать надписи на фамильном древе (ничего интересного), потом я принялась медленно перелистывать страницы (нигде никаких надписей или подчеркнутых строк). Особое внимание я обратила на Евангелие от Иоанна, глава 11, стих 17, где говорилось о Лазаре, но на полях не нашлось замечаний, а между страниц не оказалось листков, исписанных невидимыми чернилами. Я даже внимательно осмотрела кожаный переплет, рассчитывая найти там скрытые карты сокровищ. Ничего. Обычная семейная Библия, не более того.
Когда я отложила Библию в сторону, было уже почти четыре часа. Церковь закрывалась, а мне нужно было забирать Тимми. Естественно, как только я вернулась в реальный мир, все мои проблемы разом навалились на меня. Пока я находилась в подвале, мне удавалось не думать об Эдди и Стюарте. Теперь они вновь занимали все мои мысли.
У Стюарта наверняка имелась причина для посещения церкви, и, если бы я не прикинулась набожной католичкой, он бы меня заметил и все объяснил. Поскольку размышлять на эту тему было глупо, я отбросила в сторону дурацкие мысли. Он обязательно все расскажет мне вечером. А если нет… ну, тогда придется спросить самой.
С Эдди сложнее. К тому моменту как я остановилась на стоянке возле садика Тимми, мне так и не удалось решить, как строить с ним дальнейшие отношения. Более того, я не понимала, почему меня вообще мучает этот вопрос.
Впрочем, сейчас у меня хватало заморочек и без Эдди. За дверями садика находился двухлетний ребенок, который (я очень надеялась) не получил серьезной психологической травмы, впервые лишившись поддержки родителей.
Я вышла из машины и тут только почувствовала, как у меня сжимается все внутри. За весь день я не получила ни одного срочного звонка от Надин или мисс Салли. Так что я знала (надеялась), что ничего ужасного с моим сыном не произошло.
Но тревожили меня не страшные несчастья, которые могли произойти с моим сыном, а выражение его глаз: «Где ты была, мама, почему оставила меня с чужими людьми?» Как истребительница демонов я могла легко ответить на его вопрос. Но как мама…