Где-то около полудня кончился бензин.
Ему давно пора было иссякнуть, но он все был и был, словно в этом мотоцикле бензин был самородным, либо, пуще того, — словно мотоцикл проникся к этой троице, несмотря на то, что имел чужую, немецкую душу. А может — подействовали безмолвные Ромкины уговоры, ведь он вел мотоцикл не тупо, — Ромка еще и разговаривал с ним. Это было приватное дело, тет-а-тет, третий лишний, и поди ж ты — какое-то время у Ромки получалось. Но вечно так продолжаться не могло. Когда пошла последняя минута — Ромка ее ощутил, вернее — услышал: рокот мотоцикла зазвучал как бы на октаву выше, потянулся, потянулся, истончился — и замолк.
Ромка посидел несколько мгновений, наконец выдохнул и сказал:
— Приехали.
Он благодарно похлопал по бензобаку, ласково, едва касаясь пальцами, провел по рулю, и лишь затем выбрался из седла. На земле было тоже хорошо. Вокруг стояли разлапистые столетние смереки, с их тяжелых ветвей стекал тяжелый аромат хвои. Солнце было далеко за кронами, оно делало свое обычное дневное дело: выплавляло из обомшелых стволов живицу и напоминало о самоценности каждого дня жизни. Даже корни смерек, выпиравшие из тропы, теперь поменяли свой эмоциональный знак. Куда-то делась жесткость и готовность к сопротивлению, осталась только красота наполненного энергией полированного дерева.
Впрочем, Ромка увидал все это как-то мельком, лишь в первый момент, а уже в следующий его зрение переключилось на функциональный режим. Он не перестал видеть окружающую гармонию, но теперь он думал лишь об одном: о судьбе мотоцикла. Такая вещь!.. Все последние годы, при случае, Ромка мечтал о такой машине. Знал, что никогда не будет иметь собственного мотоцикла (он вырос в нищете, в школу ходил в бумазейных спортивных штанах с латками на коленях), знал, что и работа на мотоцикле ему не светит (служебные мотоциклы были только в армии и в органах; попасть в армию по призыву — это естественно и даже интересно, но выбрать ее своим жизненным поприщем, тем более — органы… при его-то невосприятии дисциплины… даже Ромкиных мозгов хватало, чтобы не рассматривать эту идею). Но ведь мечтать не заказано! И сколько раз он представлял, как возится со своим мотоциклом, ладит его, как мчит на нем по шоссе, обгоняя машины, а на заднем сиденье, держась за Ромку, прижимаясь к нему, сидит красивая девушка в легком платьице, и он чувствует, как упруго сминаются ее груди на его спине… Правда, был вполне реальный вариант: после армии пойти работать в авторемонтную мастерскую. Но согласитесь — это совсем не то. Ждать, пока раз в году тебе в руки попадет разбитый мотоцикл… Машины — тоже неплохо, но они не грели Ромкиной души. В них не было… Ромка не мог назвать, чего недоставало машинам, но они ни разу не фигурировали в его мечтах.
Короче говоря, Ромка понимал, что получил шанс. Может быть — единственный в его жизни. Причем и требовалось-то от Ромки почти ничего: припрятать мотоцикл до лучших времен. Хорошо бы — в какой-нибудь заброшенный сарай, завалить отжившим хламом, почерневшей соломой с крыши… Но случайный путник не пройдет мимо сарая, а уж лесник при обходе точно в него заглянет: не перебивается ли в нем какой беглец или бродяга. Выходит, сарай отпадает, да и не знал Ромка этих мест; может, тут на десять километров в округе ни одной халабуды не сыщешь. Значит, придется обойтись укромным местечком под корнями большого упавшего дерева.
Сходу ничего лучше он придумать не мог.
— Рома, я тебя уже второй раз окликаю: помоги!
Ромка обернулся.
Залогин пытался помочь Тимофею выбраться из коляски, но оторвать от сиденья без малого центнер веса… Может, такую штангу в спортивном зале — а это куда сподручней — Залогин бы и поднял… да только вряд ли, не та у него комплекция… Ромка подскочил, подхватил Тимофея под другую руку, закинул ее себе через плечи, «ну, взяли!». Это я его натряс; полдня терпеть толчки боли, — кто хочешь скиснет, — понял Ромка, но угрызений совести не почувствовал. Его вины в этом не было. Он ли не объезжал каждый камушек, каждую выбоину? он ли не притормаживал перед каждым корнем?..
Они отвели Тимофея под смереку и положили на мох. Сели рядом. Просека, залитая полуденным солнцем, постепенно забирала в гору, но уже через сотню метров разглядеть что-либо было невозможно, потому что воздух плавился, растекался слоями, смазывал предметы. С другой стороны, откуда они приехали, пестрела маками, лютиками и люпином поляна. Ну что теперь делать?..
Тимофей открыл глаза.
— Сегодня я не ходок, — сказал он, — поэтому привал до утра.
Это понятно; только ведь до завтра ничего не изменится…
— Мотоцикл убрать… Устроимся в стороне от дороги. Тут густо, пятьдесят метров — и хорош… Костер не жечь… — Тимофей взглянул на Залогина. — Смотайся на рекогносцировку. Представляешь, где шоссе?
Залогин кивнул.
— Потом посмотри, что у нас впереди… Возвращайся дотемна.
— Есть, товарищ командир.
Вот он, шанс! — понял Ромка. Ведь если тормознуть одинокую машину — запросто можно разжиться бензином. Минутное дело! Залечь под самое шоссе, дождаться подходящего случая, а уж когда канистра с бензином будет у меня в руках…
Тут важно было сыграть точно, чтобы Тимофей не заподозрил специального интереса.
— Обожди, Тима. — Ромка говорил медленно, словно размышлял, и выражение лица слепил подходящее случаю, почти простодушное. — Мне кажется, будет лучше, если он, — кивнул на Залогина, — подневалит возле тебя. Обработать раны, подтянуть бинты… Ты же знаешь, что с медициной у меня отношения сложные. А в разведке я кому угодно дам фору.
Тимофей взглянул на него, прикрыл глаза.
— Ты остаешься.
— Но это же не честно, Тима!..
— Это приказ.
— Ладно. — Ромка достал из кармана пятак и повернулся к Залогину. — Давай так: чтобы никому не было обидно — пусть решит жребий.
Тимофей открыл глаза, но понял, что этого не достаточно, и, морщась от боли, сел.
— За пререкания с командиром — два наряда вне очереди. Когда доберемся до своих — напомнишь.
— Это за что же? — возмутился Ромка. — Ты отдаешь ему предпочтение…
— Отвечай по уставу, — жестко перебил Тимофей.
Ромка удивился, даже пожал плечами, но встал, хотя на стойку «смирно» его уже не хватило.
— Есть два наряда вне очереди.
— «Товарищ командир», — подсказал Тимофей.
— Товарищ командир, — согласился Ромка.
— Вольно. А теперь запомни: в армии нет предпочтений. В армии есть только целесообразность.
— И в чем же целесообразность твоего приказа? — спросил Ромка и уселся рядом с Тимофеем.
— А в том, что Залогин выполнит приказ от и до… От и до, — повторил Тимофей, потому что ему понравилась эта формулировка, и при повторе он сделал акцент на «от» и на «до». — Без самодеятельности. Не заступив ни влево, ни вправо. И в результате мы получим необходимую нам информацию. А ты, Страшных… — Тимофей даже не пытался скрыть, какого труда ему стоит каждое слово. — А ты — если будет подходящий случай — не откажешь себе в удовольствии подстрелить пару немцев. Остальные устроят облаву — и прихлопнут нас здесь, как мух.