Она запыхалась, рюкзачок колотил ее по спине. Выхватила из-за пояса пистолет и неслась, держа его в руке — внезапно испугалась, что он может самопроизвольно выстрелить ей в ногу или, того хуже, в живот. Сжимала рукоятку и мчалась. Тяжело дышала, вспотела, но продолжала бежать. Спокойно, спокойно. Теперь только вперед!
Внезапно в тоннеле возникло расширение, нечто вроде отростка. В этом месте к стене притулились два старых холодильника, образовав подобие будки. В проходе показались две тощие, узловатые, обросшие волосами фигуры. Потянулись в ее сторону. На темной от сажи коже лица сверкали белки широко раскрытых глаз. Дайана, пробегая мимо, показала им оружие, чтобы у них не появилось желания погнаться за ней.
— Спокойно! — бросила она. — Меня уже здесь нет.
Один из них открыл рот и крикнул вдогонку:
— Ну и катись, милашка!
Дайана не обернулась. Сохраняла темп.
Вскоре в тоннеле стало светлее. А затем появилось тусклое пятно выхода. Примерно в двух сотнях ярдов впереди. Точнее она определить не могла. Дайана припустила быстрее. Пот капал со лба, заливал глаза. Она протерла их рукавом, но они все равно горели от соли.
Гейл. Ее, наверное, уже арестовали. Или она по-прежнему сидит в купе и не знает, что ее вот-вот схватят. Дайана не могла определить, что ее поддерживало, — раньше это была надежда. Она бежала и представляла, как ее сокамерница проходит незамеченной, будто привидение, мимо полицейских и вырывается на свободу.
В коридоре, примерно в двух купе от нее, возникла суматоха. Гейл узнала голос одного из полицейских — того, что был с собакой.
— Ищи, Джинджер, ищи! — И щелчки потных пальцев. Затем приглушенные голоса, и в их басовитости властность военной команды.
Им ответил молодой голос, чистый и звонкий:
— Да пошли вы! Вы этого не сделаете! — Вслед грозный рык пса. В купе что-то упало, а потом по коридору поволокли тяжелый предмет.
Типичные звуки ареста. Подозреваемого тащат к месту заключения. Они отдавались у Гейл в ушах, звенели в голове, были живы в памяти. Но все происходило на самом деле. Надо было бежать с Дайаной. Бежать, пока был еще шанс.
Гейл сжалась в купе, боясь пошевелиться, боясь дышать.
В страхе, что на очереди она.
Она не представляла, сколько так просидела. Сколько прошло времени.
Звуки стали тише. Наконец Гейл решилась — протянула руку и подняла шторку. Прижалась щекой к стеклу, стараясь разглядеть, что происходит на платформе. Заметила полицейских, между ними парня в наручниках. Сзади шел важно поводивший хвостом Джинджер. Еще мгновение, и они исчезли из поля ее зрения.
Гейл вздохнула с облегчением и рухнула на полку. Теперь ждать. Пытаться успокоиться и ждать.
Заработали моторы локомотива, и она ощутила дрожание пола. «Слава Богу, сейчас поедем. Куда угодно, лишь бы убраться подальше».
Раздался стук в дверь. Гейл подскочила и молниеносно повернулась посреди тесного купе на триста шестьдесят градусов. Подняла шторку и беспомощно посмотрела в плексигласовое окно. На платформе никого. Стенки купе закружились у нее перед глазами. Она знала, кто стоит за дверью. Мужчины в форме. Мужчины с оружием. Она вдруг пожалела, что у нее нет пистолета. Но тут же прогнала эту мысль, взяла себя в руки. Зачем-то одернула рубашку.
И открыла дверь, не сомневаясь, что сейчас ее толкнут к стене и наденут на запястья наручники.
Но это был носильщик. Чернокожий, в нарядной белой рубашке и черных брюках. Он улыбался. Губы шевелились, он говорил что-то, но Гейл не разбирала слов — их заглушал звучащий в ее голове гимн «Аллилуйя». Она попыталась улыбнуться, прикусила себе щеку, чтобы не рассмеяться от нахлынувшего облегчения, от которого кружилась голова.
— Мисс Кинг?
Гейл кивнула. Она еще не привыкла к новой фамилии.
— Да. — Она посмотрела мимо носильщика, стараясь, чтобы он не заметил ее взгляда. Полицейских в коридоре не было. Она по крайней мере не увидела.
— У меня для вас факс. — Он подал ей простой коричневый конверт, поклонился и удалился.
Гейл снова проверила коридор, закрыла и заперла дверь. Прислонилась к створке, посмотрела на конверт. Улыбнулась, покачала головой, рассмеялась. Точнее, попыталась рассмеяться. Факс. Первый факс за всю ее жизнь.
Она узнала почерк Мэла с округлыми завитками. Всего страничка. Обычная бумага. Ни к кому. Ни от кого. Отправлено из Кинко в Нью-Йорке. В письме говорилось: «Твой давнишний приятель справлялся о тебе. Если хочешь, чтобы я дал его номер, позвони в любое удобное время. Но я бы не стал с ним общаться. Плюнь».
Том. Гейл села на полку и приступила к нудному занятию разрывания факса на мелкие кусочки. Позже она пройдет по составу и распихает клочки по общим туалетам и мусорным урнам в других вагонах. Наверное, она излишне осторожничала, но, как некоторые считают, человек не может быть слишком худым или слишком богатым. Гейл же полагала, что не может быть слишком бдительной. Она посидела и подождала, пока успокоится сердце.
Том. Черт возьми! Чтобы привлечь его внимание, потребовалось всего-то бежать из тюрьмы. Ну и человек! Гейл сознавала: Мэл прав. Надо держаться от него подальше. Даже не звонить Мэлу. Пусть Мэл скажет Тому, что не получил от нее ответа.
Поезд шел вперед, а Гейл сидела и улыбалась. Она улизнула. Ей удалось. Разболелась шея, и Гейл сосредоточилась на том, чтобы прогнать напряженность из плеч и спины, приказать мышцам расслабиться. Состав набрал ход, и вокзал остался позади. Прощай, Кливленд. Все было хорошо. Очень здорово. Какого дьявола убежала Дайана? Ведь все сложилось как нельзя лучше. Или почти как нельзя лучше. Теперь шесть часов до Чикаго. Гейл стала думать, будет ли там Дайана? Придет ли на встречу?
Приятное головокружение охватывало ее, и она не стала с ним бороться — легла на полку и вытянула ноги. Ей удалось — она сбежала. Она на свободе. Гейл не помнила, чтобы чувствовала себя подобным образом. Она может распоряжаться своей жизнью. Будущим. Ей надо шевелить мозгами, чтобы выжить… вне клетки.
Она узнала это веселое возбуждение — его вызывал риск. И вспомнила, когда испытывала подобные чувства.
Том. Интересно, где он и что ему нужно? Гейл не сомневалась: ему что-то надо.
— Видимо, так оно и есть, — тихо промолвила она. — Но какая разница?
Гейл поняла, что разговаривает вслух, и тут же одернула себя. Она и в тюрьме иногда ловила себя на том, что, оставшись одна, беседует сама с собой. Просто чтобы не забыть, как звучит не ругающийся и не выкрикивающий команды человеческий голос. Порой это был голос друга, иногда — прокурора, который устраивал ей перекрестный допрос по поводу событий ее жизни.
Теперь у Тома новые слушатели. А когда-то Гейл являлась его аудиторией. Сначала он убеждал ее, будто она самый главный на земле человек. Но потом, хотя чувство не угасло, ей досталась именно эта роль. Стать частью его аудитории. В седьмом ряду в середине. Сиди и не рыпайся.