— Наверное, мы могли бы ею воспользоваться.
— Она в распоряжении федералов. Видимо, так и не вышла из-за решетки.
— Пройдет время, устроишься, и мы с тобой свяжемся.
— Попробуй. Непривилегированные? Ты имеешь в виду ребят из гетто?
— Да. Уродливое обозначение. Как понять, что такое привилегии? Безнаказанность? В таком случае что остается тем, у кого меньше привилегий? Если каждый обладает привилегиями — мы сейчас рассуждаем теоретически, — то не может быть больших или меньших привилегий. Они составляют право каждого.
Дайана подняла на Рика глаза. Он разнервничался, дергал себя за галстук, жестикулировал.
— Если подразумевается, что все обладают одинаковыми правами, то откуда берутся непривилегированные? — Его лицо раскраснелось. — Слово перестает соотноситься с тем понятием, которое оно обозначает. Кто придумал этот термин? Какая-нибудь республиканская стервочка, вознамерившаяся протолкнуть в Белый дом своего муженька.
Дайана смотрела на Рика, едва сдерживая смех. Гейл беспомощно вскинула руки:
— Я вижу, ты горишь прежним задором.
Рик усмехнулся:
— Неправда. Если честно, я почти перегорел. Из-за того, что приходится видеть изо дня в день.
— Что-то не верится. — Дайана взяла пульт дистанционного управления и настроилась на канал местных новостей.
Рик удивленно покосился на нее, пожал плечами и с серьезным видом произнес:
— Мне искренне жаль, Гейл.
— Ты о чем? — Она не понимала, за что должен был извиняться перед ней этот человек.
— С тобой поступили жестоко. А ты всегда была очень славной.
Гейл улыбнулась и покачала головой:
— Мы были в те годы сумасшедшими. Верили в то, чем занимались. Слишком сильная вера — опасная штука.
Рик рассмеялся, но смех прозвучал грустно.
— Представляю, что бы произошло, если бы мы…
— Преуспели?
— Вот именно.
— Когда ты отошел от прошлого? Решил повернуть в другую сторону.
Рик покосился на Дайану и вопросительно посмотрел на Гейл.
— Считайте, что меня здесь нет, — произнесла Дайана. — Я отсюда очень далеко.
— Думаю, это произошло в тот день, когда я осознал, как легко могу оказаться в совершенно ином месте.
Банк. Рик не собирался откровенничать при Дайане и не стал говорить ничего конкретного, однако Гейл догадалась, что он имел в виду. Во время ограбления банка Рик дежурил водной из машин. Но ему повезло — налетчики скрылись в другой.
— Ты обзавелся семьей? — Гейл потянулась к лодыжке. Нога чесалась — значит, заживала.
Рик откинулся на стуле и положил ногу на ногу.
— Да. Был женат. Двое детей. Но я в разводе.
— Жаль.
— Ничего. Такое случается. Часто. Я встречаюсь с детьми каждую неделю, и моя бывшая ведет себя очень прилично. Видишь ли… я так усердно добивался стабильности и, должен признаться, искал для себя укрытия, что буквально ворвался в ее мир. Ее часы тикали, и в один прекрасный момент мы поняли, что совершили ошибку. Во всем, за исключением детей. У нас прекрасные дети. — Рик выпрямился. Со стороны могло показаться, что он никак не найдет удобной позы.
— Здорово, — кивнула Гейл.
У нее возникло ощущение, что ей придется привыкать к подобному. Родители, у которых растут дети, жалеют ее, потому что ей перевалило за сорок, а она по-прежнему бездетная. В тюрьме это не имело значения. Там все были заперты, и ни у кого не было ни родителей, ни детей.
Хватит, оборвала она себя. Вспоминать тюрьму — значит продлевать свой срок заключения.
— Она знала?
— Жена?
— Да.
Рик помолчал.
— Нет.
— Как долго вы были в браке?
— Почти восемь лет.
— И ты ей не сообщил? — поразилась Гейл. — Как у тебя получалось быть с ней одновременно настолько близким и настолько далеким?
— До чего-то допускал. Но только если это не грозило встречей с кем-нибудь из моих старых товарищей, кто знал, что я за птица и откуда взялся. И никогда, никогда не помышлял открыть, кто я на самом деле. Во-первых, нечестно ставить в такое положение людей, особенно тех, кто не догадывается о природе моей свободы. А во-вторых, это бы на сто процентов увеличило вероятность ареста.
Гейл вздохнула. Рик абсолютно прав. Она перехватила взгляд Дайаны, и ее смутило выражение лица девушки. Она выглядела виноватой.
— Ты ощущал дистанцию?
Рик покачал головой:
— В основе я был и остаюсь самим собой. У меня новые имя и фамилия, новые документы, которые я предъявляю властям. Я плачу налоги, однако жульничаю, если появляется возможность, потому что мерзавцы того заслуживают. Делаю все, что в моих силах, чтобы научить читать детей из гетто. Они отличные ребята. Я люблю свою работу, но она выжимает все силы.
Дайана свесила ноги с кровати и спросила:
— А как получилось, что вы в костюме?
Рик улыбнулся:
— Обычно я не хожу в костюмах. Но в данном случае этого требует ситуация. Сохранение инкогнито, ну, вы понимаете.
Дайана кивнула.
— Я не спрашиваю, куда вы направляетесь, но если пожелаете, можете мне сообщить.
— Я пока не знаю, — ответила Гейл и, перехватив взгляд сокамерницы, добавила: — Но уверена, что ты бы не хотел, чтобы я таскала с собой твои визитные карточки.
Рик рассмеялся и покачал головой.
— Встретишь Тома или кого-нибудь еще, передавай от меня привет.
— Спасибо, передам.
Рик встал и замялся, не зная, как попрощаться. Гейл протянула ему руки и ощутила теплоту его объятий. Она пожалела, что не может остаться в них дольше. В объятиях Рика Гейл чувствовала себя в безопасности.
Карту расстелили на кровати Дайаны, и Гейл провела пальцем линию на юг, до Оклахома-Сити. А за окном в сумерках зажигал огни город Чикаго. Сзади бурчал телевизор. Гейл не могла привыкнуть к нему, но Дайана настояла, чтобы продолжать слушать новости.
— На машине часов двенадцать-тринадцать. Если прорвемся.
— Ты можешь так долго сидеть за рулем?
— Да. Но лучше, если время от времени ты станешь меня подменять.
— Я почти двадцать лет не водила машину. Не знаю, вспомню ли, как это делается.
— Успокойся. У нас в стране половина водителей с правами не представляют, как это делается. Как с велосипедом — стоит сесть в седло, сразу вспомнишь.
Гейл снова посмотрела на карту.