К тому же и ставки нынче были куда выше. Несмотря на обманчивые речи, продолжавшиеся внизу, три выстрела, произведенные Альберто, не оставляли сомнений относительно его истинных намерений, и на земле Габриэле в его нынешнем состоянии сделался бы легкой мишенью. Что же до дальней части усадьбы, то теперь северо-восточный угол сплошь зарос ежевикой. Таким образом, оставались лишь крыши.
Пологие терракотовые скаты и желоба кровли были знакомы ему с детства, но даже тогда он не рисковал забираться на них после захода солнца. И уж тем более – в позднеосеннем тумане, с вихляющейся и болезненно пульсирующей щиколоткой, с убийцей, готовым застрелить его, как только на фоне умирающего света появится силуэт. Черепица была скользкой от плесени и опавших листьев, многих плиток недоставало, а другие держались на честном слове. В одном месте крыша каретного сарая обрушилась, оставив зияющую дыру в потолке. Ему потребовалось гораздо больше времени, чем он мог себе представить, чтобы доползти и доковылять обходным путем до сенного сарая, находившегося на южной стороне комплекса. Если память ему не изменяла, где-то там должен был расти вяз, нависавший над крышей. Габриэле совсем не улыбалось сейчас лазать по деревьям, но и выбора не было. Так он, по крайней мере, будет под прикрытием.
К тому времени почти совсем стемнело. Он продолжал тщетно искать памятную по старым временам склонившуюся над сараем крону, когда крыша внезапно провалилась под ним. Все продолжалось, наверное, секунд десять: сначала легкий треск, потом медленное падение, похожее на погружение в кучу подушек, затем серия оглушительных взрывов и наконец устрашающе стремительное приземление.
– Габриэле!
Рокочущий голос Альберто вернул его к действительности. У него все болело, но ран не было. Падение оказалось коротким и завершилось на копне гниющего сена. Габриэле обнаружил, что лежит на обломке рухнувшей крыши внутри открытого сарая-сеновала, расположенного над коровником. Выбраться отсюда он мог, лишь перевалившись через край во двор. Но тут Габриэле услышал, как кто-то снимает лестницу с металлических крюков и приставляет ее к стене.
Склонный к бездеятельности и отчаянию в обычной жизни, сейчас Габриэле не проявлял ни малейших симптомов ни того, ни другого. Его первой мыслью было швырнуть во врага кусок обвалившейся крыши, как только голова Альберто покажется над краем пола. Но потом пришла более удачная мысль.
Прежде чем он сам, над разломом появились фонарь и пистолет Альберто. Тонкий направленный луч обшарил все помещение, потом осветил только что рухнувшие на сено балки и черепицу. Затем владелец фонаря вскарабкался по последним лестничным перекладинам и ступил на кирпичный пол.
– Габриэле?
В ответ – ни звука. Альберто подошел к обломкам и осмотрел их, светя себе фонарем, потом повернулся и мощным лучом обвел весь пол, после чего стал методично и тщательно осматривать помещение, держа пистолет наготове и, очевидно, подозревая, что добыча прячется под или за останками сельскохозяйственного инвентаря, которыми был завален весь сеновал.
Габриэле же, сидя к тому времени на коньке крыши, выждал момент и ухватился за висячий канат с равномерно расположенными на нем узлами, как делал это много раз в прошлом, когда они с братом играли в игру, которую называли «летающие кегли». Когда Альберто, перевернув две бочки и деревянную тачку, вернулся в центр сарая, Габриэле оттолкнулся и, словно воздушный гимнаст, пролетев на канате над половиной помещения, впечатал свою раненую ногу в его спину.
И именно в этот момент все вышло из-под контроля. Габриэле хотел лишь разоружить и ослабить противника, но Альберто покатился по полу и соскользнул в отверстие, предназначенное для подачи сена в коровник, располагавшийся уровнем ниже. На миг его пальцы отчаянно ухватились за скользкие кирпичи пола, но у него не оказалось точки опоры, а Габриэле не успел протянуть руку помощи. Снизу донесся глухой удар, потом долгий-долгий крик.
В следующий момент Габриэле услышал со двора еще один голос. Значит, Альберто все-таки привел с собой подмогу. Он поднял с пола фонарь и пистолет, однако мысленно уже признал свое поражение. Конечно, он бросится на неприятеля сверху и будет бороться с ним, но он уже израсходовал свой лимит ложных ходов и хитростей и не питал иллюзий относительно исхода дела.
– Габриэле Пассарини!
Воцарилась долгая тишина, которую нарушало лишь приглушенное монотонное мычание, доносившееся из-под сеновала. Откуда там могла взяться корова? Ферма уже несколько десятков лет стояла заброшенной.
Дзен не двигался и ничего больше не говорил. Он просто стоял перед домом посреди бывшего тока, где в щелях между камнями еще виднелись застрявшие зерна. Стоял молчаливый и неподвижный, как безобидная, хоть и скучноватая статуя на городской площади.
После продолжительной паузы из глубины сеновала послышался голос:
– Кто вы?
– Вы Пассарини? – вопросом на вопрос ответил голос.
И снова наступила тишина, пунктирно прошиваемая тоскливым нытьем третьего голоса:
– Помоги мне, Габриэле! У меня сломана нога!
Луч фонаря сверкнул, как лезвие финки, и уперся в Дзена.
– Бросьте оружие на землю и отойдите от него подальше, – скомандовал человек, находившийся наверху.
– Я не вооружен. Нам надо поговорить. Я не причиню вам зла.
Короткий саркастический смешок.
– Точно то же говорил и Альберто! Вы, люди из контрразведки, соврали бы даже родной матери насчет собственного имени и даты рождения.
– Пожалуйста, Габриэле! – закричал другой голос. – Ладно, ты победил. Но я теперь раненый военнопленный. Что бы там ни было, в армии мы были товарищами. Во имя солдатской чести, вызови «скорую». Христом Богом прошу!
Дзен покинул свой воображаемый постамент, включил фонарь и зашагал туда, откуда доносились эти мольбы. Не без труда он разглядел старинную деревянную дверь и открыл ее. Тьма внутри была такая же непроглядная, как в тех военных туннелях, которые он осматривал вместе с Антоном Ределем. И снова фонарь выступал в роли верховного божества. Гнилостная вонь, смешанная с запахом коровьего навоза, накладывалась на акустику склепа, из которого доносились нескончаемые завывания и стоны. Умноженные эхом, они вызывали в воображении хор проклятых из преисподней.
Все помещение было выложено кирпичом. Пол – узором, напоминавшим селедочный скелет, сводчатый потолок наводил на религиозную аналогию. Планировка помещения была простой, элегантной и идеально пропорциональной, однако это был коровник, а не церковь. В те времена люди тоже совершали уродливые поступки, подумал Дзен, но не делали уродливых вещей. Они этого просто не умели.
– Габриэле, сюда!
Отражавшееся от всех стен эхо исключало возможность определить направление, откуда голос взывал о помощи, но луч фонаря вскоре обнаружил скрюченное тело, лежавшее на спине в центре помещения, метрах в пяти от входа.