— Вы исповедовали ислам? — тут же сосредоточился брат Агостино.
— Я работал в исламских странах, — спокойно объяснил Томазо. — И мне как агенту приходилось придерживаться обычаев… это обязательно.
— Что ж, — удовлетворенно кивнул секретарю Куадра, — одно признание у нас есть.
— Вы в своем уме?! — опешил Томазо. — Это было агентурное задание Папы!
— Вы признались, — мерзко улыбнулся Куадра и развел руками. — Все. Вопрос закрыт.
Томазо набрал воздуха в грудь и медленно, как учили его в Индии, выдохнул.
— Второй вопрос, — сосредоточился Комиссар. — Что такое ересь кнанайя?
Томазо невольно поежился: тело прекрасно помнило, как его, окровавленного с ног до головы, привязанным за ноги волокли по улицам города в индийском Гоа.
— Ересь кнанайя, — медленно начал он, — это ересь принявших греческую веру египетских евреев, которые позже бежали в Индию.
— И вы исповедовали эту ересь? — прищурился Куадра. — Каким образом?
Томазо улыбнулся:
— Сведения о ереси кнанайя не подлежат разглашению. Но если ваших полномочий хватает, пошлите запрос в архивы Ордена. Там есть все: и обо мне, и о кнанайя, и обо всей этой операции.
Комиссар обиженно засопел. Он знал, что в архивы Ордена ему не попасть ни с какими полномочиями. Просто потому, что никто не знает, где они.
— А Бафомет? — наконец-то взял он себя в руки. — Вы же ему поклонялись!
Томазо крякнул. Этим «Бафометом» донимали всех его сокамерников на каждом допросе.
— Бафомет, — терпеливо объяснил он, — это искаженное имя Магомет. Кем-то из ваших искаженное, кто ни разу дальше Лангедока не бывал.
— Но вы ему поклонялись?
— Да, я исполнял магометанские обряды, — по возможности спокойно объяснил Томазо. — В агентурных целях. Как я об этом уже говорил.
— Он признался в поклонению Бафомету, — кивнул Куадра секретарю. — Пометь.
Томазо зажмурился. Таких циников можно было отыскать только в Инквизиции.
— И вот тут еще написано, что вы — содомит. Томазо удивленно поднял брови, а Куадра ткнулся носом в какую-то бумагу.
— Вы ведь… практиковали участие в групповом содомском грехе… в Сан-Дени.
По спине промчался ледяной вихрь: так ясно перед ним предстало все, что произошло в Сан-Дени тогда, в самом начале. И с Гаспаром, и с Луисом, которому обозленные монахи сломали позвоночник…
— Хирон!
Томазо вздрогнул и вернулся в реальность. Куадра держал перед собой все ту же бумагу и мерзко улыбался.
— Вы там, в Ордене, все… что ли… этим…
— Заткнись, каплун! — заорал Томазо. — Ты ничего об этом не знаешь!
— Поэтому и я задал этот вопрос, — поджал губы инквизитор. — И ты мне на него ответишь.
Когда они, сорок два совсем еще зеленых мальчишки, съехались поступать в Орден, их приняли великолепно. Сразу показали библиотеку, учебные классы, помещения для обучения рукопашному бою и фехтованию, чистенькие уютные кельи на два человека каждая и очень даже неплохо накормили. Они, почти все — отпрыски очень даже небогатых семей, были потрясены. А тем же вечером до них снизошел сам настоятель монастыря — лично!
— Вы видели, где пройдут несколько лет вашего обучения, и вы уже знаете, что братья нашего Ордена работают по всему миру, — тихо, не внятно сказал настоятель. — В том числе и при дворах самых влиятельных королей. Так что вам есть за что бороться.
Будущие студенты замерли.
— Однако хочу предупредить, — поднял указательный палец настоятель. — Сначала мы должны убедиться, что вы нам подходите.
Пожалуй, это было справедливо.
— Вас ждет испытание, — оглядел ряды замерших мальчишек настоятель, — и сказать, что оно будет непростым, значит не сказать ничего.
Томазо до сих пор помнил каждый его жест.
— Однако я его прошел, — печально улыбнулся настоятель. — А главное, его проходят все братья Ордена. Я подчеркиваю: все!
Томазо, тогда взъерошенный, отчаянный бастард, почти каждый день с боем доказывавший, что он — человек, знал, что пройдет. Он не был хуже их всех, он был лучше.
— Расходитесь по выделенным вам кельям, — распорядился настоятель. — И хорошенько подумайте, стоит ли вам идти до конца. И знайте, отойти в сторону вы можете в любой миг.
Они, отсмеявшись над этим недостойным предложением отойти в сторону, если не хватит духу, разбрелись по кельям, а утром в полном составе появились на разводе.
— Кто хочет уйти?! — выкрикнул сержант. — Пока не поздно…
И понятно, что все промолчали.
Через несколько минут их загнали в огромный полуподвальный зал с двумя окнами под потолком, туда же зашли два десятка высоких, крепких монахов с квадратными лицами и массивными тяжелыми черепами, и тяжелая, с ногу толщиной, дубовая дверь захлопнулась.
Томазо поежился. Каждый из этих монахов стоил в рукопашном бою полудюжины взрослых опытных бойцов, так что на деле мальчишки были в катастрофическом меньшинстве.
Первым делом Гаспар выписал разрешение провезти Бруно к себе, а затем его носильщики приковали часовщика к стене в соседней келье. А чтобы не водить во двор по два раза в день, просто поставили рядом ведро.
— Слушай задание, Бруно, — начал с главного Гаспар. — Представь себе архив в несколько сот раз больше того, что ты видел в Асунсьоне.
— Представил, — кивнул тот.
Гаспар улыбнулся:
— Его нужно выстроить по порядку. Представил?
Подмастерье снова кивнул:
— Представил.
— А теперь вообрази, что в каждом городском магистрате Европы есть похожие архивы.
Бруно виновато пожал плечами.
— Я не знаю, где Европа. Арагон знаю. Кастилию знаю. Португалию знаю. А в Европе ни разу не был.
Гаспар захохотал и, лишь отсмеявшись, упростил задачу.
— Черт с ней, с Европой! Главное, придумать, как упорядочить все эти архивы абсолютно одинаково. Во всех городах!
Он уже начал горячиться.
— Беда в том, что делать это будут самые разные люди! Не всегда умные. Не всегда достаточно образованные. Обычные люди. И нам нужно дать им образец — наглядный, простой и понятный самому тупому писарю! Но не такой примитивный, как в Парагвае! Ты понял?!
— Конечно, — уверенно кивнул часовщик.
— Тогда думай, — приказал Гаспар и подозвал носильщиков: — Поехали, ретивые…
— Я уже придумал.
Гаспар взялся за шеи своих «ретивых» и лишь тогда понял, что ему сказали что-то странное.