– Папы слишком долго тут не было, чтобы он мог указывать мне, как «надо». Тебе ясно? Ясно?
Тася равнодушно кивнула.
– Я решила, – Женя сделала ударение на «я», – что с сегодняшнего дня дверь в твою комнату должна быть всегда открыта. Это ясно?
– Нет, – ответила Тася.
– Что конкретно неясно? – отчеканила Женя, ненавидя себя за эти армейские интонации. Так нельзя с ребенком. Так нельзя говорить с ребенком.
– Все ясно, – Тася спокойно чиркала пальчиком по экрану «Споки». – Но моя дверь должна быть закрыта.
– Тут нет никакой твоей двери! – взвизгнула Женя.
Тася аккуратно, словно хрустальное блюдо, положила «Споки» на стол, потом встала, подошла к двери и закрыла ее прямо перед Жениным носом. Не рывком, не захлопнула – спокойно так затворила, с чувством собственного достоинства.
Не сам жест, а именно вот это спокойствие привело Женю в ярость. Превратило в волосатую бешеную макаку, скачущую по деревьям, ломающую лапами ветки, пытающуюся сбросить собственного детеныша вниз.
Хотя на самом деле она ведь Тасю не трогала. Что она сделала – так это плечом распахнула дверь, влетела в Тасину комнату, выхватила у нее «Споки» из рук и с силой швырнула об стену; экранчик подернулся рябью, по полу покатились пластмассовые детали… Но вот ребенка она не трогала, нет. То есть буквально – она к ней даже не прикасалась. А уж тем более не толкала, не била. Тем жутче было смотреть на то, что случилось дальше.
Тася упала – просто сидела, а потом вдруг упала, ударившись виском об угол стола. Лицом уткнулась в замалеванный золотистой краской паркет и так и осталась лежать. «Ну можно, мамочка? Пусть моя комната в нашем дворце будет золотая», – некстати вспомнила Женя. Она смотрела на неподвижную Тасю и несколько долгих, бесконечных секунд не понимала, как следует поступить и что вообще происходит. Все виделось ей через какую-то мутную, парную завесу – как будто от Таси ее отделяла штора для душа с потеками влаги. И даже когда в глазах и голове прояснилось и Женя двинулась к дочери, она как будто бы ощущала на щеках и на шее слизистое прикосновение этой странной преграды.
Она взяла Тасю на руки и уложила ее на диван. Пощупала пульс – слава богу – послушала дыхание: ровное. Ни одного заметного повреждения на лице, ни капельки крови. Но без сознания. И бледная. Бледная. Такая, что страшно. Она подумала, что, кажется, в этих случаях бьют по щекам, – но суетливо отбросила эту мысль. Она не будет бить своего ребенка. Тем более, по лицу. Тем более, без сознания. Какая-то сонная, тяжелая тупость навалилась опять. Ее ребенок лежит без сознания. Что делать?.. Где Даня?..
Она пошла, как сомнамбула, в спальню. Дани не было – ни в спальне, нигде. Она не помнила, когда он ушел и куда. И разве он попрощался? есть что-то важное, что нужно сделать прямо сейчас. А Дани нет… есть что-то. Трудно вспомнить, что важно, когда вертлявый тоненький червячок вгрызается в мякоть твоего потемневшего счастья. Когда гнилыми яблоками стучат в голове вопросы: а вдруг он снова ушел надолго, ушел насовсем? есть что-то срочное А вдруг он больше никогда не вернется? А вдруг опять безнадежная полнолунная собачья тоска? И она снова мать-одиночка. Одна с ребенком. С неподвижным ребенком… О господи, срочно. Она вдруг вспомнила, что нужно сделать прямо сейчас, и кинулась звонить в «скорую».
Игровая приставка «Споки» выполнена из водостойких, огнеупорных, ударостойких материалов.
– Тяжелое состояние, – лицо врача негодующе скомкалось. – Ваших рук дело?
– Что вы имеете в виду? – Женя в который раз поправила на Тасе одеяло, которое, впрочем, и так лежало нормально и не сбивалось, потому что Тася не шевелилась. Она поняла, что он имеет в виду, но обвинение было настолько нелепым, что просто не умещалось в сознании.
– Имею в виду: вы сделали это с ребенком?
– Я никогда не бью своего ребенка, – сказала Женя бесцветно, как будто зачитывала правильный текст с невидимой бегущей строки. – Не применяю физических наказаний. Она упала. Ударилась об угол стола. И потеряла сознание. Что нужно сделать. Скажите, что нужно сделать. Вы заберете ее в больницу?
– «Она упала», – передразнил ее врач. – А вы такая вся в белом. Приедет «скорая», все исправит, починит, так вам кажется, да? Да? А это вот, – он кивнул на валяющуюся на полу «Споки». – Это вот я тоже должен чинить?!
Все это было настолько дико, что Женя выплыла из своего горя, как будто утопленник со дна холодного омута, и нервно хихикнула.
– При чем тут «Споки»? – она подобрала с пола гаджет и отвалившиеся детали. – Почему вы говорите про «Споки», вместо того чтобы оказывать помощь ребенку? Ну-ка, давайте, назовите мне вашу фамилию, имя, отчество. Я напишу на вас жалобу.
– Да на здоровье, – заклинание не подействовало. – Коганович Яков Михайлович. А что до жалобы – так это я ее на вас напишу. И передам в соответствующие инстанции. У вас типичный случай намеренного причинения вреда. Так что на гарантийный ремонт вы, женщина, не рассчитывайте. Пугать она меня еще будет!.. Вы за свой счет все будете оплачивать, ясно? Гарантия не распространяется на ваш случай. «Она упала»!.. Головой надо думать, прежде чем что-то портить!..
– Вы что такое… какая гарантия?! Что вы такое несете?
Да он ведь псих. Он не поможет ребенку. Он невменяемый абсолютно. Они теряют драгоценное время. И почему он тут один, без медбрата? Где стетоскоп, где аптечка?!
– Вы кто такой?! – завопила Женя, но тут же себя одернула: с психами нужно спокойно. Спросила кротко: – Ваш пункт «скорой помощи», он при какой больнице находится?
– Не при какой при больнице, – ответил Коганович по-хамски. – По вашему вызову была переадресация в компанию «Нянюшка». Типичные жалобы. Типичные симптомы. Характерные при повреждении корпуса или софта.
Коганович встал и вынул из Жениных рук «Споки» и две детали. Она не сопротивлялась. Возникло ощущение, что мир может пойти трещинами и рассыпаться от любого ее движения и лучше замереть и не шевелиться. Как Тася.
Мыча под нос, Коганович принялся вставлять в «Споки» отвалившуюся пластиковую пластину.
По-прежнему стараясь не шевелиться, Женя сказала:
– Моей дочери нужна помощь.
– Конечно, нужна, – не отрываясь от «Споки», кивнул Коганович.
– А вы занимаетесь этой игрушкой.
– А я как раз и оказываю вашей дочери первую помощь, понимаете, женщина?
«Женщина», – повторила про себя Женя. Звучит по-библейски. И создал он женщину из ребра… Или нет, наоборот, по-научному: она просто особь женского пола, остальное не важно. Понимаете, женщина. Нет, она не понимала. Тупая самка.
– Не понимаю.
Коганович оторвался от «Споки» и катапультировал колючие кустики бровей в верхнюю часть лба, изображая не то удивление, не то ужас.