Однако на глаза ей попалась гитара, которая, как всегда, лежала подле него, и воспоминания нахлынули на нее. Марис почудилось, что с ними сейчас сидит Баррион, умерший столько лет назад. Ведь это была его гитара, которую он вверил Коллю, заменившему ему, бездетному, сына. Марис погладила гладкое дерево, потемневшее от времени и многих слоев лака.
– Спой нам, Колль, – попросила она. – Спой что-нибудь новое.
Она не успела договорить, как он уже поднял гитару. Зазвучали первые мягкие аккорды.
– Я назвал ее «Жалоба певца», – сказал он с горькой усмешкой и начал песню, печальную и ироничную, о певце, от которого ушла жена, потому что он слишком любил свою музыку. Марис подозревала, что он поет о собственной жизни, хотя никогда не спрашивала, почему распался его брак, и слишком редко виделась с ним в те дни, чтобы разобраться самой.
Вновь и вновь звучал припев:
Певец не должен в брак вступать,
Жениться, нет, не должен он.
Ложится с песней он в кровать,
Он только в музыку влюблен.
Потом он спел о бурной любви гордого Правителя и еще более гордой однокрылой. Одно из имен Марис знала, но истории этой никогда не слышала.
– Это все правда? – спросила она, когда Колль умолк.
– Помнится, этот же вопрос ты задавала Барриону! – Он засмеялся. – И я отвечу тебе, как он: не могу открыть, где и когда это случилось, да и случилось ли, но тем не менее в этой истории все правда!
– А теперь спой мою песню! – попросила Бари.
Колль чмокнул дочку в нос и запел очень мелодичную фантазию о маленькой девочке по имени Бари, которая подружилась со сциллой, и та помогла ей добыть сокровище из подводной пещеры.
Потом он спел и старые песни: балладу про Арона и Джени, песню о летателях-призраках, о безумном Правителе Кеннехата и собственную песню о «Деревянных Крыльях».
А еще позже, когда они уложили Бари спать, а сами распили третью бутылку кивы, между ними завязался доверительный разговор. Марис сумела довольно спокойно объяснить Коллю свое решение остаться с Эваном.
Колль уже справился с потрясением, и у него хватило деликатности не сочувствовать ей открыто, но он дал понять, что ее выбор ставит его в тупик.
– Но для чего оставаться здесь, на Востоке, вдалеке от своих друзей? – И с пьяной учтивостью добавил: – Я не хочу обидеть тебя, Эван.
– Где бы я ни поселилась, – вздохнула Марис, – я все равно окажусь вдалеке от кого-нибудь. Ты же знаешь, что мои друзья живут не близко друг от друга. – Она отхлебнула горячий хмельной напиток, чувствуя себя словно непричастной к происходящему.
– Вернись со мной на Эмберли! – настойчиво сказал Колль. – Будешь жить в доме, где мы выросли. Наверно, надо дождаться весны, когда море станет поспокойнее, но плавание до Эмберли вовсе не тяжелое, поверь.
– Оставь дом себе, – ответила Марис. – Или продай, если хочешь. Я туда не вернусь: слишком много воспоминаний. Здесь, на Тайосе, я могу начать новую жизнь. Нелегкую. Но Эван мне поможет. – Она взяла Эвана за руку. – Так здорово чувствовать себя нужной!
– Врачуя? – Колль покачал головой. – Странно: ты – и вдруг целительница! – Он посмотрел на Эвана. – У нее что-нибудь получается?
Эван сжал руку Марис и начал ее поглаживать.
– Марис быстро учится, – ответил он после некоторого раздумья. – Она стремится помогать и не гнушается скучной или трудной работы. Пока я еще не знаю, есть ли у нее дар врачевания, сумеет ли она стать настоящей целительницей, но скажу откровенно: я рад, что она живет здесь, и надеюсь, ей никогда не захочется оставить меня.
Марис залилась румянцем и склонилась над кружкой. Его последние слова смутили ее, но в то же время были приятны. Они с Эваном не вели любовных разговоров, не обменивались страстными клятвами или безумными обещаниями и комплиментами. И хотя Марис гнала от себя эту мысль, в глубине души ее грызло опасение, что она не предоставила Эвану никакого выбора и вторглась в его жизнь, прежде чем он успел что-либо предпринять. Но сейчас в его голосе звучала любовь.
Наступило неловкое молчание. Марис попыталась сменить тему разговора и обратилась к Коллю:
– С каких пор Бари странствует с тобой?
– Вот уже полгода, – ответил Колль. Он поставил на пол пустую кружку, взял гитару и начал легонько перебирать струны. – Ее отчим очень грубый человек. Однажды он избил Бари. Ее мать не смеет ему перечить, но позволила мне забрать девочку. Она сказала, что, возможно, Бари его раздражает, так как он хочет иметь своего ребенка.
– Ну а сама Бари?
– По-моему, ей нравится путешествовать со мной. Она послушная, спокойная девочка. Конечно, она скучает без матери, но тем не менее рада, что больше не живет в доме, где ее наказывали по любому поводу.
– Ты хочешь, чтобы она пела?
– Ей решать. Я почувствовал свое призвание, когда мне было даже меньше лет, чем сейчас ей, но Бари пока понятия не имеет, какое занятие выберет в жизни. Она поет, как птица-колокольчик, но призвание певца не только в том, чтобы повторять чужие песни, а талант слагать собственные в ней пока не проснулся.
– Но она же совсем маленькая, – возразила Марис.
Колль пожал плечами и отложил гитару.
– Да, времени еще достаточно. Я ее не тороплю. – Он заморгал и широко зевнул. – Мне давно пора спать.
– Я провожу тебя в гостевую комнату, – сказал Эван.
Колль засмеялся и мотнул головой:
– Не надо! За четыре дня я тут совсем освоился.
Он встал. Марис тоже поднялась, поцеловала брата в щеку, пожелала ему спокойного сна и стала дожидаться, пока освободится Эван, чтобы рука об руку пойти с ним в спальню.
День за днем Колль подбадривал Марис. Они все время проводили вместе, он пел ей песни и рассказывал о своих приключениях. Они ни разу не виделись так подолгу с тех пор, как Колль ушел странствовать с Баррионом, а Марис стала полноправным летателем. И вот они опять вместе, как в детстве Колля. Впервые он заговорил о своем неудавшемся браке, о том, что считает виноватым себя, потому что редко бывал дома. Марис не упоминала о своем несчастье, о своей тоске – Колль и так знал, что значили для нее крылья.
Дни незаметно переходили в недели, а Колль и Бари не торопились расстаться с Марис. Колль часто уходил петь в харчевни Тосси и Порт-Тайоса, а Бари пристрастилась сопровождать Эвана. Она была тихой, ненавязчивой, внимательной, и Эвана подкупал ее искренний интерес. Они уютно жили вчетвером – по очереди занимались хозяйством, а вечера коротали у очага за играми и беседой. Марис повторяла Эвану, повторяла Коллю и себе, что всем довольна и не думает ни о какой иной жизни.
А потом вдруг прилетела С’Релла.
Марис была одна дома и, когда постучали, сама открыла дверь. В первую секунду она обрадовалась, увидев подругу, но ее взгляд тут же упал на крылья за плечом С’Реллы, и сердце Марис болезненно сжалось.