— Я, конечно, думала, что его убили… — Эрика помрачнела. — Но чтобы так…

— Да, у кого-то были с ним воистину серьезные разногласия.

Патрик поднялся с кресла и обратил внимание, что Эрика опять читает дневники матери.

— Нашла что-то новое? — Он кивнул на письменный стол.

— Нет… к сожалению. — Она взлохматила светлые волосы. — Дневник кончается как раз в тот момент, когда Ханс Улавсен появляется в Фьельбаке. А после этого, судя по всему, и разворачиваются главные события.

— И ты по-прежнему не знаешь, что заставило ее так резко оборвать записи?

— Вот именно! Не знаю! К тому же у меня нет уверенности, что она их оборвала. Судя по всему, у нее стало привычкой делать записи в дневнике почти ежедневно — так почему она в один прекрасный день ставит точку и никогда больше не возвращается к своим тетрадям? — Эрика сделала паузу, словно ожидая, что Патрик ответит на этот вопрос. — Знаешь, я почти уверена, что где-то есть еще продолжение, только где…

Эрика начала наматывать на палец прядь волос — Патрик прекрасно знал этот жест, свидетельствующий о напряженной работе мысли.

— На чердаке ты все просмотрела, там их быть не может. А в подвале?

Эрика на секунду задумалась, потом покачала головой.

— Нет, я там все переворошила, когда мы переезжали. Трудно предполагать, что дневники где-то дома, а других предположений у меня попросту нет.

— Теперь, по крайней мере, ты получила кое-какие конкретные данные. Во всяком случае, что касается Ханса Улавсена. К тому же за дело взялся Челль, а он как бульдог — если вцепится во что-то, уже не выпустит. И Мартин сказал, что они не оставят этот след. Поручили Йосте поговорить с тобой, расскажешь, что тебе удалось узнать.

— Конечно, я-то охотно поделюсь всей информацией, а вот Челль… Хорошо бы и он не темнил.

— А вот на это не рассчитывай. Он же как-никак журналист, для него это в первую очередь сюжет. Как говорят американцы, story.

— Может, ты и прав. Только одно мне непонятно. — Эрика совершила полный оборот на вращающемся конторском стуле. — Зачем Эрик дал Челлю эти статьи? На что он рассчитывал? Что Челль должен был раскопать? Что Эрик сам знал об убийстве Ханса Улавсена? И если знал, то почему просто-напросто не рассказал Челлю? Что за странные игры?

Патрик пожал плечами.

— Этого мы никогда не узнаем. Но в отделе все уверены, что самоубийство Франца дает ответ на все вопросы. Они считают, что это он убил Ханса Улавсена, а Эрика и Бритту ликвидировал как свидетелей.

— Да, конечно, выглядит более или менее логично, но… все же что-то не… — Эрика не закончила, подумала и продолжила: — Все же что-то не складывается. Например, почему именно сейчас? Через шестьдесят лет? Если он тихо и мирно пролежал в могиле шестьдесят лет, почему именно сейчас все зашевелилось?

— Понятия не имею. Можно найти много объяснений. Но знаешь, придется примириться. Шестьдесят лет — это шестьдесят лет. Какие-то детали мы никогда не выясним.

— Наверное, ты прав… — Эрика разочарованно потянулась к пакетику с «Думле». — Хочешь?

Она подала пакет Патрику.

— Давай…

Пару минут оба молча сосали ириски, обдумывая загадку зверского убийства Ханса Улавсена.

— Значит, ты тоже уверен, что это Франц убил Улавсена и Эрика?

Патрик ответил не сразу.

— Думаю, да. Во всяком случае, никаких данных, указывающих на иное, у нас нет. Мартин сказал, что ответ из ЦЛК они получат в понедельник, и вопрос будет решен. По крайней мере, с Бриттой. И мне кажется, что, имея этот результат, они найдут доказательства, что и убийство Эрика — тоже его рук дело. Убийство Ханса… Наверное, тоже он, хотя полной ясности мы никогда не достигнем. Вот только… — Патрик поморщился.

— Что-то не укладывается?

— Нет. Не укладывается. У Франца алиби на эти дни. Но его подельники могут и приврать. Мартин с ребятами собираются проверить это алиби поосновательней.

— И никаких сомнений насчет самого Франца? Самоубийство?

— Похоже, да… Револьвер его собственный, он держал его в руке, а дуло было во рту.

Эрика представила себе картину, и ее передернуло.

— Осталось только подтвердить, что на револьвере его отпечатки и что на руке есть пороховая гарь от выстрела. Никакого другого вывода быть не может — самоубийство.

— Никакой записки?

— Нет, Мартин говорит, ничего такого не нашли. Но самоубийцы далеко не всегда оставляют записки. — Патрик метким щелчком выбросил обертку от ириски в корзину для бумаг и встал. — А теперь ты можешь спокойно работать, а мы с Майей пойдем гулять. Хорошо бы ты занялась книгой, а то издательство начнет гоняться за тобой с паяльной лампой. Или с бензопилой.

— Знаю, знаю. — Эрика вздохнула. — Вообще-то я сегодня кое-что сделала. А куда вы собрались?

— Карин звонила. Как Майя проснется, так и двинем.

— А, Карин… — Против желания Эрики в голосе ее прозвучало недовольство.

— Ты что, ревнуешь? — удивился Патрик. — К Карин?

Он засмеялся, подошел и влепил ей поцелуй в губы.

— Никаких оснований! — Он опять засмеялся, но сразу посерьезнел. — Впрочем, если ты против, достаточно сказать.

— Да что ты! — Эрика пожала плечами. — Глупости это все. У тебя не такое уж большое общество по колясочным прогулкам, так что пользуйся случаем.

— Ты уверена? — Патрик внимательно посмотрел ей в глаза.

— Совершенно уверена. А теперь иди. Если в этой семье никто не будет работать, ее ждет голодная смерть.

Патрик засмеялся и вышел. Перед тем как закрыть дверь, он оглянулся и заметил, что Эрика опять потянулась за одной из синих тетрадей.

~~~

Фьельбака, 1945 год

Непостижимо. Казалось, это никогда не кончится — и вот все. Конец. Она сидела на постели Ханса, читала газету и пыталась осознать это слово, набранное огромными буквами. МИР!

Слезы бежали по щекам, и она утирала их передником, который забыла снять — помогала матери мыть посуду.

— Не могу поверить, Ханс… не могу поверить…

Ханс молча сжал ее плечи. Он смотрел на газетный лист с тем же непониманием. Как это может быть? Эльси взглянула на незапертую дверь — впервые за все время она пришла к Хансу днем, новость заставила их забыть про осторожность. Но никому не было до них дела — Хильма убежала к соседям, и они остались одни в доме. И к тому же пора было уже посвятить мать — юбки сидели на Эльси все теснее, а сегодня утром она никак не могла застегнуть верхнюю пуговицу. Хансу она рассказала все еще несколько недель назад, и он среагировал так, как она и ожидала, — просиял, поцеловал ее, положил руку ей на живот и заверил, что все будет как надо — у него есть работа, он может содержать семью, Хильме он нравится. А что касается возраста Эльси — можно написать официальное прошение. Такие просьбы, как правило, встречают понимание. Все образуется, не волнуйся.