Его любимец, хотя и был маленький, своей пышной зеленью мог поспорить с любым большим садом. Каждый цветок и росток благодаря тщательному уходу прекрасно себя чувствовал, особенно нынешним, почти тропическим летом. Чего у него только здесь не росло: зелень, томаты, лук и даже арбузы и виноград.
Его маленький недорогой дом стоял на Динглевеген, довольно далеко от южного въезда во Фьельбаку. Несмотря на скромные размеры, он был очень продуманным и функциональным. Его веранда с роскошной зеленью выгодно выделялась среди соседних домов-близнецов с менее удачливыми садоводами.
Только среди растений он не чувствовал тоски по своему прежнему дому — по тому дому, где вырос он сам и где у него появилась жена, а потом дочь. Когда их обеих не стало и он остался один, боль и тоска не утихали со временем, а только становились все сильнее и сильнее. И в один прекрасный день он понял, что должен попрощаться со старым домом и всеми воспоминаниями, которые хранили его стены.
Конечно, дому, построенному государством по типовому проекту, не хватало индивидуальности, которую он так любил в своем прежнем жилье. Но может быть, именно благодаря обезличенности ему стало легче. Теперь скорбь притупилась; он постоянно чувствовал ее, но приглушенно, не так остро, как раньше.
Когда Мона пропала, он думал, что Линнеа не выдержит и что ее сердце разорвется. У нее было слабое здоровье, и она часто болела еще до исчезновения Моны. Но Линнеа оказалась крепче, чем он думал: она прожила еще десять лет. Он знал, что она боролась изо всех сил и жила ради него: Линнеа не хотела оставлять его наедине с горем. Каждый день превращался для нее в схватку за жизнь, ставшую для них обоих после исчезновения дочери тенью прошлого.
Мона была для них светом в окошке: она родилась, когда они оба уже оставили надежду на то, что у них когда-нибудь будут дети. Всю свою любовь они отдавали своему светловолосому счастливому сокровищу, улыбка которого зажигала у них в груди радость. Им никогда не приходило в голову, что она может просто исчезнуть — это все равно что солнце перестало бы светить или небо упало на землю. Но ничего не произошло, жизнь продолжалась, как обычно, и проходила мимо них, погрузившихся в боль и страдание. Люди смеялись, работали, но Моны не было.
Они долго жили надеждой: может быть, она просто уехала, живет где-нибудь без них и пропала потому, что сама так решила. При этом оба знали, что это неправда. Вскоре исчезла еще одна девушка, и они не могли обманывать себя и считать это простым совпадением. Потом, это было совершенно не похоже на Мону: Мона, их любящая, заботливая дочь, никогда бы не смогла причинить им такую боль.
В день, когда умерла Линнеа, он окончательно убедился в том, что Мона в раю. Болезнь и горе измучили и иссушили его любимую жену, и от нее осталась только тень. Она лежала в кровати и держала его за руку, и он отчетливо понимал, что наступил день, когда он останется один. Она лежала так, в сознании, несколько часов; потом в последний раз сжала его руку, и вдруг на ее лице появилась тихая, ясная улыбка. В глазах Линнеа зажегся свет, которого он не видел уже десять лет, с тех самых пор, как она так глядела на Мону. Лучась счастьем, Линнеа смотрела на кого-то у него за спиной и умерла с улыбкой на устах. Он понял: Линнеа умерла счастливой, их дочь встречала ее у входа в тоннель. После этого ему стало намного легче переносить одиночество: теперь жена и дочь, те, кого он любил больше всего на свете, были вместе. И то, что он присоединится к ним, всего лишь вопрос времени. Он ждал этого дня, но до той поры обязан вести достойную жизнь, какую вели они вместе. Бог не любит малодушных, и он не осмеливался сделать что-нибудь с собой и рисковать своим местом возле Линнеа и Моны в раю.
Стук в дверь отвлек его от меланхолических мыслей, он тяжело поднялся из кресла и, опираясь на трость, прошел через веранду и холл к входной двери. Снаружи стоял довольно молодой человек.
— Альберт Тернблад?
— Да, это я. Но сразу должен сказать — если вы что-нибудь продаете, то мне ничего не надо.
Молодой человек улыбнулся.
— Нет, я ничего не продаю. Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Нельзя ли зайти к вам ненадолго?
Альберт молча шагнул в сторону, пропуская его внутрь. Он пошел впереди, показывая дорогу на веранду, и там пригласил полицейского присесть на диван. Альберт не спрашивал, зачем он пришел, ему не надо было спрашивать: он ждал этого больше двадцати лет.
— Какие потрясающие растения! Прямо как в сказке про Джека и бобовый стебель. — Патрик принужденно усмехнулся.
Альберт молчал и спокойно смотрел на Патрика: он понимал, что полицейскому нелегко начать разговор и приступить к делу. Хотя на самом деле беспокоиться не стоило: после стольких лет ожидания правда наконец принесла бы ему облегчение, хотя, конечно, и боль тоже.
Патрик откашлялся и сказал:
— Ну, так дело в том, что мы нашли вашу дочь. Мы нашли вашу дочь и можем с уверенностью сказать, что она была убита.
Альберт только кивнул в ответ. Он чувствовал некое умиротворение: по крайней мере, он сможет похоронить дочь, будет могила и он сможет туда ходить. Он положит Мону рядом с Линнеа.
— Где вы ее нашли?
— На Кунгсклюфтане.
— Кунгсклюфтан? — Альберт наморщил лоб. — Но как же так вышло, что на нее никто не наткнулся раньше? Там ведь бывает очень много людей.
Патрик рассказал ему об убитой немецкой туристке, о Моне и даже о том, что другая убитая — это, возможно, Сив Лантин. Он объяснил Альберту, что убийца, по всей видимости, привозил туда жертвы ночью, когда его никто не видел. Поэтому они и пролежали там все эти годы.
С некоторых пор Альберт довольно редко бывал в поселке и поэтому, в отличие от остальных фьельбакцев, не слышал об убийстве немецкой девушки. И когда Патрик рассказал ему о ее судьбе, он почувствовал комок в горле: ведь где-то кто-то переживает такую же боль, как и они с Линнеа, и где-то живут отец или мать, которые больше никогда не увидят свою дочь, — вместо нее придет ужасная весть. Альберту было намного легче по сравнению с семьей убитой девушки: его боль притупилась и уже не резала как нож, а им еще придется мучиться и привыкать к потере долгие годы. Сердце Альберта болело за них.
— Известно, кто это сделал?
— К сожалению, нет, но мы делаем все, что в наших силах, чтобы узнать.
— Как вы считаете: это один и тот же убийца?
Патрик опустил голову:
— Нет, мы не можем быть уверены, хотя и похоже. Определенно есть сходство, и это все, что я пока могу сказать. — Он с беспокойством посмотрел на Альберта. — Может, мне кому-нибудь позвонить, кто мог бы приехать сюда и побыть с вами какое-то время?
Альберт улыбнулся мягкой отеческой улыбкой.
— Нет, у меня никого нет.
— Но может быть, я тогда позвоню пастору, чтобы он пришел?
Вновь в ответ такая же мягкая улыбка.