— Зачем он вам нужен?
По-прежнему мягко Патрик сказал:
— Вообще-то к тебе это не имеет никакого отношения. Так что я спрашиваю опять: Якоб в доме?
— Вы со своим дерьмом преследуете его и его семью. Я слыхал кое-что насчет того, что вы пытаетесь сделать, и хочу, чтобы вы знали — это беспредел. Но кара вас настигнет, Господь видит все, и Он читает в ваших сердцах.
Мартин и Патрик переглянулись.
— Да, конечно, это, наверное, так и есть, Кеннеди, но для тебя сейчас самое лучшее — не возникать.
Патрик сказал это жестко, и после какого-то момента противостояния воли и безмолвной борьбы Кеннеди попятился и неохотно впустил их в дом.
— Спасибочки, — сказал Мартин коротко и вслед за Патриком пошел через прихожую.
Патрик, видимо, знал, куда надо идти.
— Его кабинет — в конце коридора, насколько я помню.
Кеннеди молчаливой тенью следовал за ними в паре шагов.
Мартин вздрогнул: он почувствовал в этом что-то зловещее. Они постучали. Войдя, увидели Якоба за письменным столом. Он не казался особенно удивленным.
— Кого я вижу! Блюстители порядка, длинная рука закона. Вам что, некем больше заняться — преступниками, например?
В дверях за спиной у Мартина и Патрика стоял Кеннеди Карлссон, крепко сжав кулаки.
— Спасибо, Кеннеди, ты можешь идти. И закрой, пожалуйста, дверь.
Он послушался, хотя и с видимой неохотой.
— Как я полагаю, ты знаешь, почему мы здесь.
Якоб снял очки и наклонился вперед. Он выглядел измученным.
— Да, примерно час назад я разговаривал с отцом, и он мне рассказал, что мой дорогой кузен поведал вам какую-то совершенно сумасшедшую историю о немецкой девушке, которую он якобы видел возле моего дома.
— И почему же эта история сумасшедшая? — спросил Патрик, внимательно глядя на Якоба.
— А какая же еще? Само собой разумеется. — Якоб постучал оправой очков о столешницу. — Что, позвольте вас спросить, могло понадобиться ей в Вестергордене? Насколько я понимаю, она была туристкой, а туристы туда вообще никогда не забредают. А что касается так называемого свидетельства Йохана, то… вы, по-видимому, наслышаны о том, какая ситуация сложилась у нас сейчас в семье. И к сожалению, Сольвейг и ее сыновья используют малейший шанс и делают все возможное и невозможное, стремясь очернить нашу семью. Грустно, но у некоторых людей нет Бога в сердце — там некто совсем другой…
— Может быть, и так. — Патрик улыбнулся понимающе. — Но тут, наверное, совершенно случайно вышло, что мы выяснили, что ее привело в Вестергорден, почему она там появилась, — и это уже непреложный факт.
Он не ошибся, уловив отблеск тревоги в глазах Якоба? Патрик продолжал:
— Да, она приехала во Фьельбаку, но не затем, чтобы отдыхать и развлекаться, а чтобы кое до чего докопаться: она искала свои корни. И наверное, ей хотелось разузнать побольше об исчезновении своей матери.
— Своей матери? — спросил Якоб изумленно.
— Да, она была дочерью Сив Лантин.
Очки Якоба еще раз ударились о стол. Мартин подумал, что Патрик, наверное, специально выстроил разговор таким образом, чтобы посмотреть на реакцию Якоба, насколько она будет искренней, но не мог решить для себя, было ли его удивление неподдельным или наигранным.
— Да, вот это новости, должен сказать. Но я все еще по-прежнему не очень хорошо понимаю, что она могла искать в Вестергордене. Может быть, вы мне объясните?
— Я уже сказал: судя по тому, что нам известно, Таня хотела разузнать побольше о том, что случилось с ее матерью. Пожалуйста, не надо забывать о том, что твой дядя, с точки зрения полиции, считался главным подозреваемым, так что…
Патрик не стал договаривать.
Якоб невозмутимо посмотрел на него и произнес:
— Должен вам сказать, что мне ваши предположения кажутся совершенно дикими. Мой дядя был невиновен, но для вас это ничего не значило, и своими инсинуациями вы довели его до смерти. Но, коль скоро его нет на свете, вам нужен другой преступник и вы явно пытаетесь замарать хоть кого-нибудь из нас. Скажите, что же за червь отравил ваши сердца и кто побуждает вас нести зло тем, кто этого не заслуживает? Это ваша потребность, вера или вы находите в этом радость? Что застилает ваши глаза?
Казалось, Якоб служит мессу, и Мартин понял, что этот может: он проповедник. Мягкий голос Якоба завораживал, он то затихал, то вновь возвышался, словно волны, накатывающие и убегающие.
— Мы только делаем свою работу.
Патрик произнес это коротко и сухо; он не смог скрыть, что его коробит от подобной религиозной чуши. Но в то же время он признавал, что когда Якоб говорил, в нем проявлялось что-то особенное. Люди послабее могли бы легко поддаться и утонуть в чарах этого голоса. Он продолжил:
— Таким образом, ты утверждаешь, что Таня Шмидт никогда не приходила в Вестергорден?
Якоб развел руками:
— Могу поклясться, я никогда эту девушку не видел. У вас что-нибудь еще?
Мартин подумал о сведениях, которые они получили от Петерсена — насчет того, что Йоханнес не вешался. Это могло бы, возможно, вывести Якоба из равновесия. Но Мартин понимал, что Патрик прав: если об этом узнает Якоб, то не пройдет и минуты после их ухода, как зазвонит телефон в домах всех прочих Хультов.
— Да нет, мы вообще-то закончили. Но очень возможно, скоро нам придется вернуться по крайней мере еще раз.
— Меня это ничуть не удивляет.
Якоб сказал это спокойно и тихо, на сей раз обычным тоном. Страсть, эпатаж и выразительность речи проповедника исчезли.
Мартин уже стоял у самой двери, взявшись за ручку, когда она беззвучно отворилась, как бы сама собой, перед ним. Снаружи стоял Кеннеди, который открыл ее в нужный момент. Должно быть, он остался стоять под дверью и все слышал. Темный огонек, загоревшийся в его глазах, не оставлял в этом никаких сомнений. Мартин невольно отшатнулся, когда увидел такую ненависть. Чему же его научил Якоб? Наверное, не только принципам «око за око» и «возлюби ближнего своего».
Обстановка вокруг маленького стола накалялась. Да и вся атмосфера в доме, в общем-то, никогда не была веселой и оживленной, никогда после смерти Йоханнеса.
— Когда только все это кончится? — восклицала Сольвейг, прижимая руку к груди. — Почему мы всегда оказываемся в дерьме? Почему все считают, что мы только сидим и дожидаемся, когда какая-нибудь зараза нас обгадит? — стенала она, жалея себя. — Что теперь люди скажут, когда полиция раскопала могилу Йоханнеса? Не было печали, я-то думала, что разговоры наконец закончились, когда они нашли ту последнюю деваху, а теперь получается все по новой.
— Да хрен с ними, пусть треплют. Нас не колеблет, о чем они трындят там у себя по чердакам.