Маннергейм преодолел самые непроходимые районы Центральной Азии, составив подробные карты своего маршрута со специальными пометками — где они могут быть преодолены воинскими частями, где придется совершать обходные маневры. Иногда он совершал в одиночку переходы по сотне верст, отделяясь от основного состава экспедиции, только для того, чтобы нанести на свои карты еще одну горную вершину или перевал.
Добравшись до границ Китая, Карл Маннергейм записал свои впечатления об этой удивительной стране. Позднее эти записки были изданы отдельной книгой. В частности, в Китае он встретил далай-ламу, духовного главу Тибета, находившегося в китайском плену.
Далай-лама охотно согласился принять русского путешественника, поскольку испытывал большой интерес к России. Во время этого приема он восседал на золоченом кресле, установленном на возвышении в небольшом зале для приемов.
По неподтвержденным сведениям, во время этой встречи далай-лама подарил полковнику некий священный предмет, который Маннергейм впоследствии берег как зеницу ока.
Маннергейм долго говорил с далай-ламой, тот произвел на офицера русской армии чрезвычайно сильное впечатление. Возможно, именно тогда в его душе вызрело убеждение, что малое государство может выжить и отстоять свою независимость, балансируя между великими державами и используя их взаимные противоречия.
Вскоре далай-лама, пользуясь изменением мировой обстановки и ослаблением Китая, сумел вернуться в Тибет и на какое-то время добиться его независимости.
Интересно, что в Китае полковник Маннергейм получил от местных жителей китайское имя Ма-да-Хан, что в переводе обозначает «Конь, проскакавший через звезды».
«Ну надо же, — подумала Надежда, послюнив палец, чтобы перевернуть слипшиеся пожелтевшие страницы, — старуха-то, оказывается, прямо научное исследование тут развела! То есть не сейчас, а раньше. И кто же она такая?»
Перевернув последнюю страницу, Надежда увидела пожелтевшую газетную вырезку.
Выцветшая фотография женщины средних лет, в которой с большим трудом можно было узнать Аглаю Васильевну — лицо напряженное, немного испуганное, глаза, растерянно уставившиеся в объектив. Белая блузка, темный жакет, аккуратно собранные в узел волосы. Типичная школьная учительница.
И вокруг нее — детские лица, лица ее учеников…
Лаконичный заголовок — «Признание заслуг».
Ниже шел сухой текст.
«Решением облоно высокое звание «Заслуженный учитель области» было присвоено преподавателю истории Выборгской средней школы номер 27 Аглае Васильевне Малышевой. Помимо высоких показателей в преподавании своего предмета, Аглая Васильевна внесла большой вклад в изучение истории нашего края. Со своими учениками она прошла по дорогам боевой славы, собрала множество реликвий, которые передала в областной краеведческий музей. Самое же главное — она привила своим ученикам интерес к истории родного края…»
— Клава! — донесся с крыльца истошный вопль Аглаи Васильевны. — Еж пришел!
Явление ежа — это был кошмар жизни всех обитателей дома с зелеными ставнями. Люськин Шарик был собачкой невредной, нрава веселого и незлобивого, хотя маленько вороватый. Однако был у него один большой недостаток — он слишком сильно интересовался всяческой живностью, начиная от жучков-паучков и кончая вороной на сосне, что, конечно, очень неудобно, учитывая местожительство Шарика. Вокруг хутора в лесу кишело всевозможное мелкое зверье — мыши, ласки, зайцы, не говоря уже о кротах и землеройках. В лес Шарик не ходил по причине легкой трусоватости, и слава богу, говорила Люська, а то еще на змею наткнется. Кошек вокруг никто не держал, к соседской Найде подступиться Шарик боялся. Но мелочь пузатую, ненароком забравшуюся на участок, гонял нещадно. Пару раз сердобольная Надежда буквально из пасти вынимала зазевавшихся лягушек. Ящерицы ускользали сами, оставив на память Шарику хвост. Мышей Надежда не жалела, и пес навострился ловить их не хуже ее кота Бейсика. Люська, ругаясь, выметала с крыльца перья неизвестных птичек — не то съел до конца, не то только хвост растрепал. Но ежик — это было несчастье, просто стихийное бедствие.
Еж попался крупный, старый и опытный и повадился есть из Шариковой миски. В конце концов, рассуждала Надежда, не объест он нас, всем хватит молока да каши, но Шарик так не считал. Еж приходил с завидным постоянством, и тогда на участке начиналось форменное светопреставление. Шарик лаял, выл и пытался лапой отогнать ежа. Тот, надо сказать, лопал свою кашу, не слишком обращая внимание на скандальную шавку. На все Надеждины попытки выгнать его со двора хворостиной еж только сворачивался и шипел, выставляя колючки. И после того, как лохматый дуралей сунулся в них носом и раскровенил всю морду, задача Надежды заключалась в том, чтобы при визитах ежа мигом запирать Шарика в сарай. Таким образом, победителем в борьбе по всем статьям выходил еж.
Услышав крики старухи, Надежда бросила тетрадку в ящик, прищемив при этом палец и, охнув, опрометью бросилась на спасение Шарика.
К вечеру палец распух, что напомнило ей о недочитанной тетрадке. Надежда уложила старуху и взяла тетрадку наверх, чтобы продолжить интересное чтение.
«В самом конце своего путешествия, добравшись наконец до Пекина с рыжим киргизским конем Филиппом, юным переводчиком Чжао и китайцем-поваром из Ланьчжоу, Маннергейм был радушно принят в Российской дипломатической миссии, где в течение шести недель занимался завершением своего отчета. Здесь, за оградой миссии, он нашел то, чего ему недоставало все время продолжительного путешествия — приятных собеседников. Среди них он особую признательность выражал русскому военному атташе в Пекине, который дал ему ценные советы по редакции отчета.
Этим атташе был Лавр Георгиевич Корнилов, в то время также полковник, позднее — генерал, сыгравший важную и неоднозначную роль в русской истории, возглавив летом 1917 года неудачный поход на Петроград с целью свержения Временного правительства, а позже принявший активное участие в создании Добровольческой армии. Видимо, уже тогда эти два неординарных человека выяснили взгляды друг друга на политику и судьбы своей страны.
Закончив работу над отчетом, Маннергейм выехал из Пекина во Владивосток через Японию, где провел восемь дней, и вернулся по железной дороге в Санкт-Петербург, куда прибыл 25 сентября 1908 года после двух с половиной лет, проведенных в путешествии.
Возвратившись из своей экспедиции, Маннергейм был удостоен аудиенции императора. Он произвел на Николая очень сильное впечатление, и вместо положенных двадцати минут они проговорили больше полутора часов.
Во время начавшейся вскоре Первой мировой войны Маннергейм командовал кавалерийской дивизией. Воевал он в Галиции и на втором году войны за умелое командование и храбрость был произведен в генерал-майоры.
Он не принял ни Февральскую, ни тем более Октябрьскую революцию и возглавил борьбу Финляндии за независимость.
Эта борьба увенчалась успехом, и 16 мая 1918 года войска Маннергейма победным маршем вошли в Хельсинки — в тогдашний Гельсингфорс.