Он становится в очередь перед Габриэлой, велит ей держаться поближе, но не вплотную — на расстоянии нескольких шагов. Когда попадут в коридор, он попробует вызвать к ней интерес фотографов.
Выждав несколько секунд, Габриэла цепляет на лицо самую обворожительную из арсенала своих улыбок, перехватывает сумочку так, как следует ее носить, выпрямляется и уверенно шагает вперед, готовая ко вспышкам блицев. За поворотом открывается слабо освещенное помещение: с одной стороны — белая стена с логотипами спонсоров, с другой — небольшая галерея, откуда нацелены на нее несколько объективов.
Она продолжает идти, но старается при этом, чтобы каждый ее шаг был осознан и не повторился разочаровывающий опыт, когда проход по красному ковру Дворца конгрессов завершился раньше, чем она успела прочувствовать, какое событие происходит в ее жизни. Эти минуты надо прожить так, словно происходит замедленная съемка фильма, посвященного ей. И вот начинается щелканье и вспышки фотокамер.
— Жасмин! — слышит она чей-то возглас. Какая еще Жасмин? Ее зовут Габриэла!
Она застывает на миг, не успев согнать с лица заледенелую улыбку. Нет, теперь она больше не Габриэла. А как? Жасмин!
Внезапно она слышит треск затворов, но понимает, что все объективы наведены на ту, что идет следом за ней.
— Жасмин! Посмотри сюда! Вправо! Фотографы, кажется, разом сошли с ума.
Она уже достигла конца «коридора», причем никто не удосужился выкрикнуть ее имя, никому не нужное и не интересное. Андрогин поджидает ее.
— Не огорчайся, — сказал он, впервые проявив какое-то подобие человеческой теплоты. — Увидишь сама — то же самое произойдет сегодня вечером и с другими. То же, если не хуже, потому что их-то имена выкрикивали — и совсем недавно, а сейчас они проходят с улыбкой, ожидая съемки, но никто, ни один репортер не сжалился, не щелкнул.
Надо выказать хладнокровие. Надо взять себя в руки. Это еще не конец света, и демоны налетят еще не сию минуту.
— Да я и не огорчаюсь. У меня ведь сегодня всего лишь дебют… А кто такая эта Жасмин?
— Еще одна дебютантка. Днем объявили, что она подписала умопомрачительный контракт с Хамидом Хусейном. Да нет же, нет — не на участие в съемках, не бойся.
Да она и не боится. Она хочет всего лишь, чтобы под ногами разверзлась земля и поглотила ее.
Она улыбается.
И делает вид, что не знает, с какой стати столько людей выкрикивают ее имя.
И проходит, как будто иод ногами не помост, а красная ковровая дорожка.
Внимание! Люди уже входят в зал, секунды, отведенные на съемку, уже истекли, надо идти дальше.
Но журналисты не перестают окликать ее. Ей неловко, что идущей следом паре приходится ждать, когда все они вдоволь ее наснимают, а этого не будет никогда — можно найти еще более выигрышный ракурс, сделать идеальный снимок (словно бывает такой!), поймать взгляд, устремленный прямо в объектив твоей камеры.
Она взмахивает рукой на прощанье. И удаляется.
В конце коридора журналисты обступают ее плотным кольцом. Все хотят знать подробности грандиозного контракта с одним из самых видных модельеров мира. Ей хочется сказать: «Это неправда», — но она произносит:
— Мы обсуждаем условия.
Журналисты не унимаются. Наезжает телекамера, и девушка с микрофоном в руке спрашивает, довольна ли она новостями. Да, ей кажется, что показ прошел удачно и что следующие работы модельера — она выговаривает ее имя с некоторым нажимом — будут показаны на парижской Неделе высокой моды.
Репортерша, кажется, и не знает, чью коллекцию демонстрировали днем. Сыплются прежние вопросы, только теперь их записывает видеокамера.
Не расслабляйся, говори лишь то, что тебе интересно, а не то, что пытаются вытянуть из тебя во что бы то ни стало. Притворись, что подробности тебе не известны, и говори о том, с каким успехом прошел показ коллекции, посвященной Анн Саленс, гениальному модельеру, несправедливо забытому всего лишь оттого, что ей не выпало счастья родиться во Франции. Какой-то юноша с потугами на остроумие спрашивает, как ей нравится праздник, а она в тон ему отвечает: «Дайте же оглядеться!» Бывшая модель, а ныне ведущая на одном из кабельных телеканалов, осведомляется, как она себя чувствует теперь, став «лицом» коллекции XX? Более информированный профессионал уточняет — правда ли, что в соответствии с подписанным контрактом она отныне будет получать в год нечто превышающее шестизначную сумму.
— В пресс-релизе должны были указать — «семизначная цифра». «Превышающее шестизначную сумму» звучит нелепо, вы не находите? А еще лучше было бы просто написать: «вознаграждение составит более миллиона евро» вместо того, чтобы заставлять зрителей загибать пальцы. А? Как вам кажется? Ну, или в крайнем случае сказать: «сумму с шестью нулями» — как вам кажется?
Ей никак не кажется.
— Мы изучаем контракт, — повторяет Жасмин. — А теперь, пожалуйста, дайте мне вдохнуть свежего воздуха. Чуть позже я постараюсь ответить на все ваши вопросы.
Вранье. Чуть позже она возьмет такси и вернется в отель.
Кто-то спрашивает, почему она не в туалете от «Хамид Хусейн».
— Я всегда работала с этой модельершей.
И называет ее имя. Кое-кто записывает. Другие попросту пропускают мимо ушей, ибо пришли сюда за новостями, достойными печати, а не затем, чтобы получить информацию.
Ее выручает ритм, в котором всегда проходят такие празднества — в коридоре фотографы выкрикивают уже другое имя. Как оркестранты, повинующиеся жесту невидимого дирижера, окружившие ее журналисты оборачиваются и видят появление новой знаменитости. Жасмин, воспользовавшись этой паузой, решает уйти в зимний сад, превращенный в гостиную, где слоняются с места на место, пьют и курят приглашенные.
Вскоре ей, должно быть, тоже удастся выпить, закурить, взглянуть на небо, развернуться и удалиться.
Тем временем двое — молодая женщина и странное существо, похожее на андроида из фантастического фильма — не сводят с нее глаз, следя за каждым ее шагом. Да, они, видно, тоже не очень понимают, зачем пришли сюда, можно подойти и завести разговор. Она представляется. Андроид достает из кармана телефон и, скорчив гримасу, просит извинения — он должен ненадолго отойти.
Девушка остается и смотрит на Жасмин с таким видом, словно хочет сказать: «Ты испортила мне вечер».