— Что же ты сразу мне не сказал? А сообщил лишь из этой квартиры, по мобиле? И почему не сказал, что едешь сюда без меня? Странно, правда?
— Что ты хочешь этим сказать, зараза?.. — едва слышно прошептал Семенихин. — Что я тебя обворовал?..
И Перец сорвался окончательно.
— Я хочу сказать, что ты, когда услышал по телевизору новости, очень быстро сообразил, как заработать больше, чем я. Ведь мы после дела свалили в квартире шубы и смотались до утра? Кто их считал? Никто! А ты говоришь, что успел посчитать. Когда же, Синий? Как ты мог это сделать, если мы с тобой из хаты вышли сразу и вместе?
— Идиот! Я шубы пересчитал еще в салоне! — От несправедливого обвинения лицо Олежки пошло пятнами. — Мы вместе сидели, как ты можешь мне такое предъявлять?! Мы же вместе жрали баланду и били в зоне «сук»! Да подавись ты этими шкурами… Ты, Перчина, сам шкура.
Встав из кресла, Синий с размаху врезал Перцу в челюсть. Это было настолько неожиданно, что тот выронил банку и смешно упал задом на пол. Из одной ноздри, как из отвернутого крана, медленно выбежала широкая струйка крови.
Синий больше бить не собирался, считая, что инцидент исчерпан и Перцу, как правильному пацану, нужно правильно оценить реакцию друга на случившееся и не обижаться. Встряхнуться и понять, в конце концов, что он не прав. Однако у Перца был собственный сценарий окончания конфликта. Конечно, удар в нос, который он только что получил, в него никак не вписывался, поэтому пришлось кое-что изменить.
— Мило, — заметил он, не вставая с пола. — И ты думаешь, что я уверую в этот искренний гнев?
Кряхтя, он поднялся с пола и вытащил из-за пояса коротко обрезанное охотничье ружье.
— Ты что, спятил?! — такова была реакция на появление оружия у Семенихина. — Какая муха тебя укусила, кроме меня?!
Ночью из этой кастрированной двустволки был застрелен охранник, и Синий знал, что в одном из стволов есть еще как минимум один патрон с жаканом. Он помнил, что произошло с головой охранника, и поэтому сейчас, уже позабыв о принципах и причине ссоры, всем телом подался назад.
— Слушай, Перец, если хочешь, забирай все эти шубы. Просто подумай о том, что скажут люди. Ты идешь с железом на корешка, не имея на то никаких оснований.
Семенихин был абсолютно прав. Такое не прощается. Но Перец уже давно решил по-своему. Он решил это сразу, едва услышал в новостях о количестве украденных шуб. В его кармане лежала доверенность на право управления и распоряжения совместным автомобилем, поэтому сейчас, когда на свет уже появился обрез, другого исхода дела для Семенихина быть не могло. Стрелять в живого человека всегда трудно. Еще труднее стрелять в друга…
Выстрел прогремел подобно грому. Перец, наблюдая, как его товарищ, хватая ртом воздух, сползает по чугунной батарее отопления, вдруг подумал о том, как отрегируют на выстрел соседи.
На площадке раздался хлопок дверью и послышались удаляющиеся вниз шаги. Перец вспомнил, как Синий говорил ему о том, что в доме второй день не работает ни один телефон, и ужаснулся. А если это кто-то из законопослушных граждан метнулся сообщать о перестрелке в полицию?! Мысль о том, что нынче у всех в кармане есть мобильный телефон, а то и два, ему не пришла в голову.
Шубы!
Вот то, из-за чего, собственно, и умирал сейчас у батареи его бывший друг. Он был еще жив. Захлебывался кровью, смотрел на эту же кровь из развороченной груди, но еще жил. Синему хотелось проклясть Перца, но он не мог вымолвить ни слова. Умирая, смотрел, как Перец собирал по всей квартире шубы и набивал, набивал, набивал ими сумки…
Антон подошел к двери, наклонился к замочной скважине и потянул носом. Пахло порохом.
За дверью слышались шаги и торопливые движения. Словно кто-то таскает по дощатому полу тяжелые сумки и сносит их к входной двери. Копаев прислушался. Работал один человек.
Простояв под дверью еще несколько минут, Копаев вдруг с неприятным чувством подумал о том, что произойдет, если соседи вызовут полицию. Ребята в полосатом «УАЗе» прибудут на место уже через несколько минут.
— Вот черт… — пробормотал Антон и в растерянности стал осматривать дверь. Ничего особенного: коричневый, треснувший в нескольких местах материал указывал на то, что дверь обычная, деревянная, и не является задачей, которую обычно любил ставить перед органами правопорядка ныне покойный вор в законе Пастор. Одной из его любимых шуток была установка бронированной двери и маскировка ее под хлипкий лист фанеры, обшитый ватой и таким же разорванным дерматином. Этакий кирпич, засунутый в резиновый мяч и оставленный посреди тротуара. Пастор любил постоянно переезжать, однако арсенал его шуток оставался неизменным. На памяти Копаева было уже три сотрудника СОБРа, которые после штурма квартир Пастора доставлялись в больницу с травмами ног.
Прислонившись спиной к косяку соседней квартиры, что была напротив, Антон рванул вперед и обрушил на дверь всю тяжесть своих девяноста килограммов веса. Дверь сухо треснула и отлетела в сторону. Путь вперед был свободен…
Свободен, если не брать во внимание тридцатилетнего, незнакомого Антону мужика. Он, изумленный почти до состояния шока, стоял в конце короткого коридора и вынимал из-за пояса обрез.
— Тихо, тихо, родной… — протянул к нему руку Антон. — Не стреляй в папу. Если попадешь — меньше пожизненного не дадут.
Увидев, что его слова дошли до сознания молодого человека, Копаев на мгновение расслабился и потерял концентрацию внимания. «Кажется, — подумал Антон, — контакт налаживается».
Однако уже в следующее мгновение пришлось закрывать голову от обреза. По всей видимости, после стрельбы в помещении стрелок не удосужился перезарядить обрез и теперь пользовался огнестрельным оружием как холодным. Проще — пытался забить своего противника стволом, как муху. С величайшим удовлетворением отметив этот факт, Копаев даже развеселился. Чего-чего, а противника, вооруженного мухобойкой, он не боялся.
— Что ж ты делаешь, варвар? — кряхтел он, увертываясь от проносящегося мимо со свистом обреза. — По живому-то человеку — да ружьем! Разве можно?
Улучив момент, он подсел, а когда выпрямлялся, ударил парня в голову. Тот покачнулся и поплыл. И в тот момент, когда Копаев, опустив руки, стал к нему подходить, он сделал то, чего никак нельзя было ожидать от человека в состоянии нокдауна. Выждав, пока Антон подойдет к нему максимально близко, он ударил его ногой в колено и добавил сверху по затылку нагнувшегося опера. После этого молниеносно, как обезьяна, схватил один из баулов и крысой метнулся в образовавшийся свободный проход.
— Теряю квалификацию… — пробормотал Антон, стоя на коленях и слушая стучащие по лестничным пролетам каблуки Перца.
Перец. Это был он — Копаев в этом уже не сомневался. Поднявшись с пола и растирая ушибленный затылок, Антон быстро вошел в первую попавшуюся комнату. У батареи центрального отопления лежал человек и смотрел на него угасающим взглядом.