— А ты попробуй сам его привязать. И посмотрим, что из того получится. Он, кстати, из уголовного розыска давным-давно ушел, и сейчас работает в строительной компании, менеджером. Ушел он от дел, Марк, ушел…
— Ну связи-то у него остались! Друзья, знакомые! Дружба среди полицейских не забывается, это как на фронте подружиться. — И Пырьев усмехнулся.
— Сегодня попытаюсь узнать, — не принял шутки Николай Владиславович. — А что за дела? У нас проблемы?
— Возможно. Уголовка дела Эберса шерстит.
— А что она там накопать может? Твой же говорил, что все чисто!
— Там, где бабки, чисто не бывает никогда. Бывает плохо зачищено. Перестарался этот «мой»… Давай, ищи пасынка. Кстати, твой Копаев, кажется, в том отделе работал, где недавно убийство было совершено?.. Неплохо бы у него расспросить, как дело продвигается, а?
Отключив связь, Пырьев некоторое время сидел с телефоном в руке, погруженный в раздумья. Он сидел и думал о том, что сулит ему выигрыш в рискованной, им же затеянной игре и чем может обернуться проигрыш. По всему выходило, что это не что иное, как разница между жизнью и смертью. Если можно было бы все вернуть назад, он бы вернул, не задумываясь. Это не казино Арцеулова, где можно спустить «десятку» гринов, а на следующий день наверстать упущенное с лихвой, сдав в аренду на неделю-другую сотню тысяч из общака. Ни риска, ни проигрыша. «Поднять общак» и провести ревизию сомневающаяся братва может только по решению сходняка, а на его сбор по этому поводу решится не каждый. Слишком веские основания нужно для этого иметь. Совать рыло в общак — занятие хлопотное и опасное. За такие подозрения могут и наказать чересчур подозрительных. Поэтому-то и жил спокойно все это время Марк Михайлович, пряча свое «крысятничество» за сводами правил справедливого воровского закона…
А сейчас в соответствии с этим же законом за растрату общака в личных нуждах смотрящему за ним просто обязана была братва вены надрезать и на середину реки выкинуть.
Вот поэтому так печален был Марк Михайлович с той самой поры, когда по наводке какого-то опера из районного отдела сотрудники антимафиозного ведомства «приземлили» Арцеулова.
И для Марка Михайловича, как, впрочем, и для самого Николая Владиславовича, расписанные ими по часам и поэтому предугадываемые события стали развиваться по нежелательному сценарию, когда вечером того же дня отчим по телефону задал вопрос бывшему пасынку. Мельком спросил, как бы между прочим:
— Слушай, Антон, кем в полиции работает некто Филофеев?
Спросил и вместо привычного ответа Копаева на все его вопросы «не знаю» в трубке установилось молчание. Приняв его за процесс напряжения памяти, он терпеливо ждал.
— Сталкивался как-то, — наконец услышал Ник голос Антона. — Но где он работает — вспомнить не могу.
Руслан Куликов с детства страдал охлофобией. Родители Русика считали его приступы неврастении сначала тоской по дому, когда мальчик орал как ошпаренный в детском саду. Его невозможно было оторвать от рук, когда нужно было оставлять с детьми. В результате истерик было принято решение передавать его на попечение бабушки. Бабушка вскоре умерла, оставив в наследство малолетнему Русику частный дом недалеко от центра города. Но в семьдесят девятом году, в день празднования Первомая, родители обеспокоились всерьез. С семилетним Русланом произошло то, что обычно происходит с кошкой, когда она до зрелого возраста жила в доме, не выходя из него, и вдруг ее вывели на улицу. В колонне орущих демонстрантов Руслан испытал такой шок, что обязательный праздничный тазик с винегретом и запотевшие в погребе бутылки водки ждали своих хозяев еще как минимум сутки. Бригада врачей, среди которых был и психиатр, выводила мальчика из состояния, близкого к бурной шизофрении.
Участковый психиатр уверенно поставил диагноз. Заболевание ребенка называется охлофобией, а говоря нормальным человеческим языком — боязнь толпы. Если в конце семидесятых насморк лечили одним средством — нафтизином, то охлофобию Руслана Куликова его родители пытались вылечить путем изоляции ребенка от окружающих и стрессов. Руслан рос сообразительным малым и, обучаясь на дому, успешно сдал экзамены за курс средней школы. Труднее было с институтом. Получив вторую группу инвалидности, мальчик обучался заочно, а дома писал дипломные работы, зарабатывая таким образом на жизнь. Впрочем, от недостатка внимания он не страдал. Окруженный заботой родителей, не простых среднестатистических советских родителей, а инженера — папы и руководителя райкома партии — мамы, Руслан вскоре почувствовал, что его отношение к окружающему миру меняется. Он стал чаще бывать на улице и один раз даже рискнул пойти в кинотеатр, где впервые в жизни посмотрел фильм «Бездна» на огромном экране. Несмотря на впечатление и восторг, которые он испытал, его все равно тяготило и даже пугало количество людей в просторном зале. Тем не менее первый экзамен на смелость он выдержал и был счастлив. Мысль о человеческой неполноценности исчезла как утренний туман. Теперь все стало по-новому: жизнь, девушки, учеба и… Однажды, когда он с подружкой и еще одна пара на пикнике попробовали папиросу, которую принес второй парень, все изменилось. Эффект от марихуаны был такой отвратительный, что Руслана сначала тошнило, потом заболела голова, а потом его наконец вырвало. Парень ему объяснил, что первый раз кайф приходит редко. Нужно попробовать еще.
Вскоре он попробовал еще и еще. Хотя Руслан неплохо учился в институте, в жизни он так и не нашел себя. Старался реже бывать на людях. Вскоре в автомобильной катастрофе погибли его родители, и он стал владельцем просторной квартиры, загородного дома, дачи и двух машин. На то, чтобы промотать это состояние, ушло ровно два года, полтора из которых Руслан провел в едва живом состоянии после ежедневных пьянок. Потерялись старые друзья, но появились новые. Руслана Куликова уже давно не тошнило от «махорки», как и его новых друзей.
Как-то на очередном сборище у него дома ему предложили попробовать «ужалиться в венку на ноге». Одна из подружек, медсестра из городского родильного дома, очень нежно, почти любя, ввела ему в вену какую-то жидкость из шприца, и тут…
Такого состояния Руслан не испытывал никогда в жизни. Ежедневное покуривание косячков с травой показалось ему теперь жалкой тратой времени. Он летал вместе с птицами, среди стаи диких голубей, потом опускался вниз и ходил среди огромной толпы людей, разговаривал с ними, смеялся и снова поднимался вверх, туда, где его ждали верные друзья — голуби!..
Теперь он не боялся людей. Он нуждался в них как в воздухе. Но происходило странное — заканчивалось состояние умиротворенности, и вместе с ним приходил страх. Рефлекторно Руслан понял, что его спасение — очередная доза. Вместе с ней он становился неуязвим перед болезнью, не испытывал страха перед гудящей толпой и улицей.
Он попал под Эберса случайно, во время планового рейда таможенного отдела по борьбе с наркобизнесом и районного ОБНОН. Куликов был задержан вместе с двумя своими новыми «голубями» при попытке приобрести несколько доз героина. В общем-то попытку эту так и не смогли доказать, иначе пришлось бы Руслану готовиться в командировку в края, где даже летом носят пальто. Санкции статьи предусматривали срок такой «командировки» до трех лет. Попытку не доказали, но на глаза Эберсу Куликов все-таки попал и тем определил свою дальнейшую судьбу.