Владимир меня сразу узнал. Его собеседник бросил на своего приятеля вопросительный взгляд, но тот не обратил на него ни малейшего внимания, продолжая сверлить меня откровенно враждебным взглядом. Не понимая, что происходит и почему молчание затягивается, второй мужчина попытался разрядить атмосферу: – Извините, сэр! Вы что-то хотели?
Он хорошо говорил по-английски.
– Хотел кое-что спросить у Владимира, но у него, похоже, нет желания разговаривать со мной. Может, вы, ответите на мой вопрос?
– Ну, я не знаю, – замялся тот. – Попробуйте все же решить сначала вопрос с Владимиром Александровичем.
Тот резко развернулся в сторону своего недавнего оппонента: – Это тот тип, Алексей Сергеевич, из-за которого я провалялся в больнице около месяца.
Он сказал это по-русски. Его поведение мне не понравилось, хотя я и понимал его причину.
– Зная, что с вами случилось, я хочу предложить вам компенсацию.
– Компенсацию?! Да. Хочу получить.
Судя по его быстрому ответу, он успел подучить американский язык.
– Сколько?
– Триста долларов!
– Вы их получите, когда я увижу Наталью Александровну!
– Так она, голубушка, в магазин ушла. Скоро вернется! – теперь поспешил поделиться информацией Алексей Сергеевич.
– Спасибо! – поблагодарил я его и по выражению лица понял, что такой вариант благодарности его не совсем устраивает. – Ах, да!
Достав из кармана деньги и найдя банкноту в десять долларов, я дал ее эмигранту.
– Благодарю вас, сэр!
– Не за что! Владимир, вы меня не проводите к магазину?
Теперь его взгляд изменился. Злоба исчезла, а вместо нее появилась заинтересованность. Правда, насколько я мог понять этого человека, интерес был проявлен не лично ко мне, а к моему кошельку.
– Конечно, провожу. Извините, Алексей Сергеевич, вынужден вас оставить. Вечером увидимся!
– Хорошо, голубчик! Всего вам хорошего, сэр!
– Вам того же, мистер!
– Идемте!
Спустя десять минут мы подошли к маленькому магазинчику на углу.
– Здесь!
Достав деньги, я отсчитал триста долларов и отдал Владимиру. Только он успел их опустить в карман, как из дверей магазина вышла Наташа, оживленно беседуя на ходу с женщиной лет сорока – сорока пяти. Они шли, не замечая нас, полностью увлеченные своим разговором. Я невольно залюбовался грациозностью ее фигуры и мягкой женственностью уверенных движений. Легкое платье, несмотря на простоту, не только не скрывало совершенных форм своей хозяйки, но, даже, наоборот, соблазнительно их подчеркивало. В эту самую секунду они нас увидели. Девушка резко остановилась. Вслед за ней остановилась и женщина, с явным удивлением переводя взгляд с Наташи на меня.
– День добрый! – поздоровался я с ними.
– Здравствуйте, молодой человек! – первой откликнулась женщина.
– Здравствуйте, Дик!
– Разрешите представиться, – я повернулся лицом к женщине. – Ричард Дантон.
– Маргошина Анастасия Алексеевна, – представилась она и тут же задумалась. – Где-то я эту фамилию уже слышала. Не подскажете?
– Вряд ли. Ничем не примечательная фамилия. Теперь, с вашего разрешения, я хотел бы поговорить с Натальей Александровной.
Женщина окинула меня оценивающим взглядом, потом посмотрела на девушку и с легкой улыбкой сказала: – Тут ей решать. Наташа, ты как?
Та чуть зарделась от вопроса, сказала: – Да. Нам надо поговорить. Владимир, будьте так добры, возьмите покупки. Я потом их заберу. Наталья Алексеевна, я буду у вас, как обещала.
– Хорошо, милая! Буду ждать!
– До свиданья, Анастасия Алексеевна, – и я вежливо коснулся пальцами края шляпы, чуть наклонив голову.
Мы медленно пошли по улице. Сначала у меня была мысль пригласить девушку в ресторан, а потом уже в зависимости от ситуации… Теперь я стал сомневаться, что это хороший план. Мне очень не хотелось сделать неверный шаг, который мог бы оскорбить её чувства и тем самым оборвать наши отношения. Все же я решился, хотя бы для того, чтобы тупо не молчать.
– Наталья, как вы насчет того, чтобы пообедать в ресторане.
– Не знаю, – почему-то зарделась девушка. – Наверно, не стоит.
Я хотел спросить, почему, но постеснялся. И тут же мысленно отругал себя за это.
– Может, расскажете, как живете?
– Владимир вам ничего не рассказывал?
– А что он мне должен был рассказать?
– Впрочем, да. Он был так зол на вас, прямо жуть! Но винить его в этом нельзя! Вы должны понять… Подождите! Сейчас он выглядел другим, не таким озлобленным, – она посмотрела мне в лицо. – Признавайтесь! Вы дали ему денег?
– Да. Скажем так: дал компенсацию за полученный ущерб.
– Господи! Кругом одни деньги! Люди только и думают о них, забывая о дружбе, любви, человечности!
– Подождите, а вы разве не хотите жить по-человечески?
– Конечно! Как и любой другой человек, я хотела бы жить в достатке! Но как можно наслаждаться такой жизнью, если эти деньги сделаны на страданиях других людей?!
Мне не хотелось касаться больной для меня темы, и поэтому я решил её поменять.
– Может, расскажете о себе? Поверьте, это не простое любопытство. Мне очень хочется узнать о вас больше!
– Боюсь, вы не поймете меня. Вы американец, я русская. Мои воспоминания – это мои чувства, а чтобы их понять, нужно родиться в России. Лучше я расскажу вам о том, чем сейчас занимаюсь. Не думаю, что вам будет это интересно, поэтому договоримся так: как только станет скучно, вы мне скажите об этом, и мы попробуем найти новую тему для разговора. Ну что, будете слушать?
– Конечно! Говорите!
– У нас, у русских, здесь небольшая община. Около двухсот человек. В основном, это офицеры с семьями, но есть и люди творческих профессий. Маргошин Алексей Сергеевич…
– Я уже с ним знаком.
– Он опять спорил с Владимиром?
– Да.
– Они вечно спорят о том, чего нельзя вернуть, а значит, изменить, – в ее голосе почувствовалась неприкрытая грусть.
– После ваших слов и мне грустно стало, – при этих словах она внимательно посмотрела на меня, пытаясь понять, шучу я или нет. – Не шучу я. Мне тоже есть о чем горевать, как не странно звучат эти слова в изложении бандита. Вы мне не поверите, но у нас намного больше общего, чем вы думаете.
Не сводя с меня глаз, она тихо и задумчиво сказала: – В вас словно живут два человека. Сейчас вы говорили искренне. Я это чувствую. Тот, кто много пережил… Извините.
На меня вдруг нахлынуло желание все ей рассказать: – Черт с ней, этой тайной! Она поймет!».