— Мне не в чем.
— А я подскажу.
— Жене своей подсказывай, какую ей позу принимать.
— Это ты после пресс-хаты такой смелый? — взъярился капитан. — Так у нас на цепи не больно попрыгаешь. Все равно подпишешь, только уже калекой.
Он не шутил. Но и Белов не был настроен на веселый лад.
— Меня будут искать люди из охраны президента, — сказал он, стараясь не потревожить распухшую губу.
— Э, кончай эти свои мутки! — воскликнул капитан. — Оглушим, пушку в руку сунем, вот и получатся твои отпечатки на орудии убийства.
— И свидетелей найдем, — подхватил гориллоподобный здоровяк при сержантских погонах. — Хоть двадцать штук.
Этот казахский Кинг-Конг бил прикованного к трубе Белова всегда по печени, и кулак у него был поставлен что надо, чуть до позвоночника не доставал сквозь живот. А может, Белов просто отощал за ночь, кто знает. Когда тебя по печени молотят, соображать начинаешь туго.
— Позвоните своему министру, — сказал Белов. — Мухамбеков его фамилия.
— Ай, спасибо, ай, удружил! — схохмил капитан. — А то мы без тебя фамилию своего министра не знали.
— Вам же головы открутят, дурни. Мне действительно Султанбаев карт-бланш дал. И с Мухамбековым я знаком. Лично.
— Карт… чего? — спросил Кинг-Конг.
— Да он просто издевается над нами, — сказал капитан. — Ну-ка, дай мне провод… Он у нас сейчас иначе запоет.
Кинг-Конг залез в стол и вытащил оттуда электрический провод. На одном конце болтался штепсель, другой был раздвоен и зачищен. Это нехитрое приспособление предназначалось для пыток электрическим током.
— Понял, что тебя ждет? — осведомился капитан. — Штаны спустим, проводки к яйцам приставим. Ну? Будешь давать показания?
Белов молчал, лихорадочно ища выход из создавшейся ситуации. Ему вовсе не хотелось остаться без штанов, с оголенными проводами на мошонке.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — подключился Кинг-Конг. — Шеф с тобой разговаривает, не со стенкой!
Стенка! Вот оно…
Белов был прикован к трубе радиатора парового отопления, а сам радиатор представлял собой допотопную чугунную батарею, подвешенную к стене. Крепилась она двумя мощными штырями с крючьями, острия которых были загнаны в щели между кирпичами. И сидели они в застывшем растворе, который бывает прочным, а бывает и нет, это в зависимости от того, в какой пропорции строители цемент с песком замешивали. Скорее всего, в неправильной пропорции. Потому что сэкономленный цемент можно было пропить или использовать в собственном хозяйстве.
— Снимай с него штаны, — скомандовал капитан, не дождавшись от Белова той реакции, на которую рассчитывал.
Ухмыляясь, Кинг-Конг направился к пленнику. Задание пришлось ему по душе. Такое простое и забавное…
Схватившись за радиатор, Белов подпрыгнул и лягнул Кинг-Конга сведенными вместе подошвами. Удар пришелся в мясистое лицо, все еще расплывающееся в улыбке. Раздался звук, с каким давят лягушку. Кинг-Конга точно за веревку дернули: так стремительно отлетел он к противоположной стене, где шарахнулся затылком, выпучил глаза и сел на пол.
— Ты что?! — заорал капитан. — Ты это прекрати!!
Орал он не от возмущения, а от страха. Руки его так тряслись, что не могли справиться с простенькой застежкой кобуры.
Не выпуская из рук холодные чугунные ребра, Белов зарычал, дергая радиатор на себя. Раз, другой, третий… С третьей попытки удалось оторвать эту махину от стены. Теперь она удерживалась лишь погнувшейся трубой, из которой сочилась ржавая водица.
Капитан, наконец, расстегнул кобуру.
— Стоять! — завопил он. — Ни с места!
Стоять было никак нельзя, потому что капитан уже вытаскивал пистолет, явно собираясь застрелить взбунтовавшегося пленника.
«Главное, не выронить батарею, — подумал Белов, — иначе без руки останусь».
Поднатужившись, как тяжелоатлет, он взвалил радиатор на грудь и, слыша, как лопаются ржавые крепления трубы, двинулся на капитана. Ноша была нелегкая, да и кисть руки горела, словно браслет на ней раскалился.
— Хэх! — выдохнул Белов, сшибая капитана с ног и падая на него всем своим удвоившимся весом.
Чугунные ребра батареи оказались намного прочнее человеческой грудной клетки. Пуская изо рта сгустки крови, полицейский выстрелил в потолок и выронил пистолет. Его глаза выпучились до такой степени, что было страшно на них смотреть.
Белов и не стал. Поднял пистолет левой рукой, навел на сидящего Кинг-Конга и приказал:
— Сядь за стол и звони, животное.
— Куда? — подобострастно спросил Кинг-Конг.
Он был готов звонить, плясать, кувыркаться, стоять на голове — все, что угодно, лишь бы в него не стреляли.
— Министру своему, — устало сказал Белов. — Генералу полиции Мухамбекову.
— Могу я позвонить, — прохрипел капитан, придавленный радиатором.
Белов опустил взгляд. Физиономия полицая была перепачкана кровью, которая текла не только изо рта, а из носа, ушей и даже, кажется, глаз.
— Ты лежи, — посоветовал ему Белов, — береги силы. Они тебе скоро понадобятся. На операционном столе.
Капитан заплакал кровавыми слезами, то ли удрученный такой перспективой, то ли радуясь, что остался жив.
Белов смотрел не на него — на Кинг-Конга с телефоном.
— Быстрее, — велел он. — У меня терпения ненадолго хватит.
Генерал Мухамбеков отпил глоток кофе, поставил чашку на блюдце и закурил. Его взгляд был обращен на распухшую руку Белова с багровым запястьем.
— Ну как? — спросил он.
— Побаливает. Но кость цела и пальцы работают.
В подтверждение своих слов Белов пошевелил пальцами.
— Я про кофе спрашиваю, — объяснил Мухамбеков, лицо которого сохраняло азиатскую невозмутимость. — Нравится?
Они сидели в просторном кабинете с высокими — почти от пола до потолка — окнами. Вдоль глухой стены протянулся книжный шкаф, куда, судя по некоторому беспорядку, Мухамбеков порой заглядывал. В кабинете было много всяких безделушек и, пожалуй, не меньше всевозможных изображений президента. Султанбаев был воплощен в бронзе и фарфоре, в масле, гуаши и на обычной фотобумаге. Он стоял на трибунах, беседовал с людьми, держал на руках краснощеких детишек, но в основном просто смотрел с портретов, проницательно и мудро, как будто зная все о каждом гражданине своей необъятной родины.
«Блин, неужели мы тоже когда-нибудь к этому вернемся?» — подумал Белов.
— Нормально, — сказал он.
Мухамбеков улыбнулся, причем ухитрился сделать это так, что на его лице не возникло ни одной дополнительной морщины.