Я так зачитался материалами украинского форума, что, несмотря на незнание языка, а, может быть, благодаря этому, потому что чтение требовало повышенной сосредоточенности, забыл про свой обед, про включенную электрическую плиту, и только неприятный запах горелого заставил меня раздраженно встать и сходить на кухню. Но я даже не расстроился тем, что мой суп полностью выкипел – мысли в другой плоскости витали, а подгоревшую кастрюлю я не стал чистить сразу, как делал обычно, только подставил ее под струю воды в раковине, но даже не дождался, когда вода заполнит кастрюлю полностью, закрыл кран, и ушел читать дальше.
Павел Петрович Лаврушкин был от природы человеком корректным, и в этот раз тоже проявил свою известную всем корректность – приехал только тогда, когда я все дочитал, попытался безуспешно найти еще какие-то ссылки на НПО «Химера», а потом просто выключил компьютер и откинулся в раздумье на спинку кресла. И встал только после второго звонка в дверь. Дверной «глазок» показал мне, кто приехал.
– Заходи, Павел Петрович, – распахнул я дверь и закрыл ее сразу же, как только капитан переступил порог, поскольку на лестнице слышались шаги нескольких поднимающихся человек и их приглушенный разговор. Я снова посмотрел в дверной «глазок» и убедился, что не ошибся в определении поднимающихся по лестнице. Шел сосед с четвертого этажа с друзьями. Разбитная и обычно подвыпившая компания молодых людей из поколения никого не уважающих типов. В первую очередь, не уважающих себя, но трепетно относящихся к пивным бутылкам и пачкам сигарет. Я бы ни одного из этой компании не взял служить в свой батальон. Они просто непригодны к службе вообще, не говоря уже о службе в спецназе ГРУ. Потерянное поколение, продукт развала не просто страны, но и государственной, и сугубой частной нравственности. – Раздевайся и получи привет от Владимира Николаевича Чукабарова.
– И где этот привет? – правильно сориентировался Лаврушкин, сразу сообразив, о чем я говорю. Да и трудно не понять, поскольку я уже по телефону его предупредил.
– Ноутбук на столе стоит. Проходи. Не стесняйся.
Повесив на вешалку бушлат с надписью на спине «Кинологическая служба», капитан взял с собой принесенный «дипломат» с инструментами, необходимыми ему в работе, и остановился перед столом, ожидая моего пояснения.
– Чукабаров звонил мне и предупредил относительно папки «Бомба» в корневой папке «Мои документы». Там заряд в восемьдесят граммов тротила. Сказал, ты знаешь, с какого винта начинать разборку.
– Знаю. Мы вместе с ним эту схему разрабатывали, – кивнул Павел Петрович. – Только там не тротил должен быть, а «состав С» [8] . Тротиловую шашку, чтобы ей плоскость придать, пилить надо, а «С» просто так устанавливается. Хотя «состав С» не всегда под рукой бывает. Наверное, кто-то тротилом заменил.
Не сомневаясь долго, капитан Лаврушкин раскрыл свой «дипломат», вытащил инструменты и перевернул ноутбук, чтобы снять заднюю панель. Я мешать не стал, тем более что знал, как не любят саперы, когда у них кто-то за спиной стоит. Я сам, хотя и не сапер, не могу переносить, когда во время работы кто-то держится за моей спиной или, не приведи господи, руку на спинку моего стула кладет. Могу в такой момент рявкнуть на человека, даже на своего старшего командира. Пусть и не рявкнуть, но сказать что-то резкое, например, про привычку бить за спину, когда там кто-то появляется. И все, кто со мной дело имеет, это знают, даже командир бригады и начальник штаба бригады. И на окрик не нарываются. А бригадный психотерапевт, столкнувшись однажды с этим, сказал, что у меня клаустрофобия, вызванная нервным перенапряжением. Порекомендовал чаще бывать среди людей, особенно не связанных со мной по службе, в часы пик совершать бесцельные поездки в городском транспорте, где люди тесно друг к другу прижимаются. Это, по мнению психотерапевта, должно было снять мое напряжение. Это чем-то походило на социализацию собак-минеров, про которую мне Чукабаров рассказывал. Он, чтобы собаки на посторонних людей не реагировали, ходил с ними по магазинам. Я попробовал последовать совету психотерапевта и в первую же поездку в трамвае с трудом сдержал себя, чтобы не выгнать из вагона всех пассажиров. Сдержало меня только то, что откуда-то ехало великое множество старушек, а я с детства привык возраст людей уважать. И потому, сам не любитель чужого присутствия за спиной, не стал стоять и за спиной капитана Лаврушкина и вышел на кухню. Да и техника безопасности при производстве саперных работ требовала того же. За неимением обеда я перекусил парой бутербродов, не спрашивая гостя, сделать бутерброды на его долю или нет. Когда человек работает со взрывным устройством, ему лучше под руку никакие вопросы не задавать. Простой отведенный в раздумье в сторону взгляд может привести к плачевному результату, и такие случаи не редки. Захочет, когда работу выполнит, сделаю. Мне недолго.
– Товарищ подполковник! – позвал капитан, когда я второй бутерброд дожевывал. – Готово. Можете ту самую папку открывать смело. Но она, скорее всего, пустая.
Я запил бутерброды чаем и вернулся в большую комнату. Капитан встал.
– Бутерброды будешь?
– Спасибо. Недавно пообедал. Вы позвонили, как раз когда я из-за стола встал.
– Хорошо. Тогда еще одно дело…
Я взял со стола перевернутые изображением вниз фотографии. Протянул Лаврушкину.
– Чьи следы? – поинтересовался. – Сможешь определить?
Ему сразу попалась та фотография, где рядом со следом была положена линейка с сантиметровыми делениями. Павел Петрович долго вертел снимок перед собой, прикинул размер следа, разведя большой и указательный пальцы. Потом и другие снимки посмотрел.
– Точно могу одно сказать, это не собака. Во-первых, когда собака идет, она заднюю лапу ставит примерно там же, где ставила переднюю. Плюс-минус несколько сантиметров вперед или назад. Иногда след в след попадает. Это обуславливается пропорциями тела большинства собак. При беге рысью ситуация схожая, и только при галопе несколько иная ситуация. Здесь следы только одних конечностей, судя по вдавливанию в снег, только задних, толчковых. Передние или не сфотографировали, или их вообще не было. Но давайте вспомним, кто у нас ходит на задних конечностях?
– Человек, – категорично заявил я.
– Вы хотите сказать, что это следы какой-то особой маскирующей обуви? – Лаврушкин на пару секунд задумался. – Я сомневаюсь в таком варианте. Тогда было бы проще делать обувь и на ноги, и на руки и оставлять след, похожий на какого-то зверя. След на фотографии достаточно глубокий. Значит, на подошве обуви должна быть высокая печатающая след матрица. Но попробуйте устоять на таких «ходулях», и ни разу не коснуться земли ни носком, ни каблуком. Обязательно было бы что-то рядом с самим следом. Здесь же ничего не видно.