Вячеслав Алексеевич Дайнека был финансовым директором «Евросибирского холдинга». Его огромный кабинет находился на верхнем этаже нового высотного здания в Центральном округе столицы. Он не любил праздности и все или почти все свое время посвящал работе, и та вознаграждала его материальным благополучием.
Женщины любили его. Он хорошо знал об этом, но не позволял себе обманываться и принимать желаемое за действительное.
Исключением из правила стала Настя.
Вячеслав Алексеевич был потрясен, когда увидел ее впервые: сходство с его женой Людмилой было поразительным. Правда, скоро он понял, что это всего лишь «подделка». Тем не менее женская притягательность Насти приглушала нестерпимую боль от той, давней утраты.
По-кошачьи вкрадчивая, Настя подкупала хитрым выражением беспомощности на детском лице. Наблюдая за ее ужимками и беспробудной умственной ленью, Вячеслав Алексеевич снисходительно улыбался, скрывая боль и сожаление, как будто дело касалось близкого родственника, пораженного смертельной болезнью. Чувство ответственности за нее, за ее судьбу не оставляло его, как и чувство вины – за то, что он пользуется ее молодостью, не имея на то бесспорного права.
– Кругом виноват, – признался себе Вячеслав Алексеевич и не без удовольствия вспомнил о соседке по самолету.
Затем вытащил из кармана визитку с номером ее телефона и, опустив стекло, хотел выбросить. Но передумал и снова положил в карман.
Дорога на дачу заняла полтора часа. Притормозив у дома, Вячеслав Алексеевич вышел из машины, распахнул ворота и загнал джип в гараж.
Ступая по дорожке, обсаженной невысокими деревцами, ощутил, как теплый ветерок всколыхнул листву. Несмотря на жару, здесь не было душно, и стояла такая тишина, словно в доме никого нет.
– Здравствуйте, Серафима Петровна, – сказал он, войдя внутрь и заглядывая на кухню. – А где девочки?
– Здравствуйте, – засуетилась та, отставляя в сторону кастрюлю с опарой. – Спят еще, завтракать не вставали… Чайку с дороги? Или, может, поесть чего?
– Чайку… – обронил Вячеслав Алексеевич и поднялся наверх.
Настя спала в своей комнате, и это было весьма кстати, потому что он смог принять душ и переодеться, не опасаясь ее разбудить. Облачившись в хлопчатобумажную футболку и легкие светло-серые брюки, Вячеслав Алексеевич вышел в коридор. Мягко ступая, осторожно приблизился к комнате дочери и, приоткрыв дверь, заглянул.
Разметавшись во сне, Дайнека будто с кем-то сражалась: подушка свалилась на пол, одеяло сбилось. Вид у нее был взъерошенный, и сама она была похожа на отчаянную птичку-бунтаря. Ночник у кровати горел невидимым в солнечных лучах светом: дочь с детства боялась засыпать в темноте.
Вячеслав Алексеевич почувствовал прилив сладкой боли, щемящей отцовской нежности. Для него дочь по-прежнему оставалась маленькой девочкой. Он подошел и выключил светильник.
Дайнека открыла глаза, счастливо улыбнулась:
– Па-а-апа… приехал…
– Спускайся. Посидим, чаю попьем, поговорим…
Притворив дверь, Вячеслав Алексеевич направился в гостиную.
На круглом столе, покрытом клетчатой скатертью, стоял чайник и дымились на блюде свежеиспеченные оладьи.
Не прошло трех минут, как по ступенькам сбежала Дайнека. Поцеловала отца, уселась рядом, прижавшись к его плечу.
Но они ни о чем не успели поговорить. В комнату буквально ворвалась Настя, явно переигрывая в своем стремлении выказать радость по поводу возвращения Вячеслава Алексеевича.
– Милый мой! Наконец-то приехал!
Она кинулась к дивану и, усевшись по другую сторону, обхватила его руками. Дайнеке ничего не оставалось, как пересесть в кресло.
– Привет, – едва кивнула ей Настя.
Серафима Петровна появилась в дверях кухни, держа в руках поднос. Она пребывала в хорошем настроении и, когда все расселись, наливая чай, приветливо спросила:
– У нас вчера кто-то был? Я слышала голоса…
Дайнека кивнула.
– И кто же?
– Арнольд Шварценеггер…
– А кто это? – любознательно переспросила Серафима Петровна.
– Русский народный герой, – совершенно серьезно пояснила Дайнека.
Вячеслав Алексеевич вопросительно посмотрел на дочь, но та не ответила на его взгляд. Серафима Петровна рассмеялась, догадавшись, что над ней подшутили.
Настя потянулась за сахаром, но так резко подалась вперед, что опрокинула сахарницу.
– Какая же ты безрукая, доча, – огорчилась Серафима Петровна.
– Извини, мама, – пробормотала Настя. Лицо ее запылало, и она вдруг сделалась оживленной и приветливой. – У Стрекаловых в доме с утра музыка играла. Как будто праздник какой-то.
Вячеслав Алексеевич спокойно наблюдал за ней, пытаясь определить причину такого нездорового оживления. Настя же, распахнув глаза, делала вид, будто ничего не случилось.
Возникло всеобщее замешательство – каждый пытался понять, о чем думают другие. И только Серафима Петровна, сметая со скатерти рассыпанный сахар, кивнула:
– У этих Стрекаловых что ни день, то праздник, Раиса вчера опять пьяная в беседке сидела. Потом смотрю – у нас в палисаднике цветы вытоптаны. Точно она, больше некому. Пьянь несусветная… Благородную из себя корчит, а муж уголовник. Прямо на роже написано – не убьет, так зарежет.
– Это не рожа, это у него лицо такое… строгое, – слегка усмехнувшись, сказал Вячеслав Алексеевич. – Стрекалов – юрист, адвокат, специалист по уголовному праву.
– Я и говорю, что по уголовной части. Вчера огородик поливала, вижу – у нашего дома лестница к балкончику пристроена. Видать, залезть помыслили, да я спугнула… – Серафима Петровна заговорщицки понизила голос: – Когда обратно ее к сараю тащила, от страха чуть богу душу не отдала!
Не будь Вячеслав Алексеевич так занят своими мыслями, он бы заметил, что Настины глаза раскрылись еще шире.
– Да, да… разумеется… – проговорил он безо всякой связи с тем, что услышал.
Улучив момент, Настя подхватила его под руку и потащила наверх, в спальню.
Дайнека никогда бы не решилась рассказать отцу о ночном происшествии. Не хотела огорчать. К тому же была уверена, что он и сам обо всем догадывается, но прощает Насте ее выходки. Просидев до обеда в своей комнате, она, как могла, успокаивала свою совесть, зная, что ничего не в силах изменить. Спасительные слова «пусть будет, как будет» снова пошли в ход, но чувство вины не исчезало. Она никак не могла справиться с собой, сойти вниз и поговорить с отцом, а главное – посмотреть ему в глаза. Поэтому, услышав из гостиной капризный Настин голосок, с облегчением начала собирать вещи. Она хорошо изучила «мачеху» и знала, что та наверняка что-нибудь придумает и нанесет упреждающий удар.
– Славик, ну скажи, с какой стати-и-и-и… – Настя по-детски капризно растягивала слова.