Секретарша проводила удивленным взглядом начальницу, от которой за все три года работы не слышала ни одного резкого слова. Наверное, в самом деле какие-то серьезные неприятности: может, ей сообщили, что как раз сейчас муж дома с любовницей, вот она и торопится его застукать?
Она хороший адвокат и знает, что делает, – сказала себе секретарша. Скорее всего, уже завтра начальница попросит у нее прощения.
Но «завтра» не наступило. В ту ночь Мари долго говорила с мужем и описала ему все симптомы того, что с ней происходит. Вдвоем они пришли к выводу, что учащенное сердцебиение, холодный пот, отчужденность, беспомощность и потеря самоконтроля – все это можно назвать одним словом: страх.
С помощью мужа Мари попыталась проанализировать ситуацию. Про себя он подумал – а вдруг это рак мозга, – но ничего не сказал. Мари, в свою очередь, все больше укреплялась в подозрении, что случившееся с ней – лишь начало чего-то в самом деле ужасного, и тоже промолчала. По здравом размышлении, как и подобает умным и зрелым людям, они попытались прийти в разговоре к какому-то общему знаменателю.
– Наверное, тебе стоит пройти обследование.
Мари согласилась, но при одном условии: никто ничего не должен знать, даже их дети.
На следующий день она попросила у себя в адвокатской конторе 30-дневный отпуск за свой счет. Муж хотел отвезти ее в Австрию, где имеются лучшие специалисты по болезням мозга, но Мари отказывалась выходить из дома – теперь приступы были все чаще и все более продолжительными.
С большим трудом – главным образом при помощи успокоительных – они добрались до ближайшей больницы, где Мари прошла всестороннее обследование. У нее не нашли никакой патологии, включая и аневризму, и это принесло хоть какое-то успокоение.
Но сами приступы беспричинной и неодолимой паники никуда не исчезли. Муж ходил за покупками и готовил, а Мари ограничилась ежедневной обязательной уборкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Она принялась читать подряд все, какие только могла найти, книги по психиатрии, но вскоре их забросила: ей казалось, что любая из описанных там болезней есть и у нее.
Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными, но все равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа, все ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения совести – ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя почти все домашние обязанности.
Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари начала чувствовать – и все чаще проявлять – крайнее раздражение. Достаточно было малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или на первого, кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические рыдания.
Через несколько дней после того, как закончился отпуск, а Мари так и не вышла на работу, к ним домой явился один из ее сотрудников. Он звонил ежедневно, беспокоясь о ее здоровье, но Мари не поднимала трубку или просила мужа сказать, будто сейчас занята. В тот день он просто пришел и звонил в дверь до тех пор, пока она не открыла.
То утро выдалось сравнительно спокойным. Мари приготовила чай, они поговорили немного о работе, и затем он спросил, когда же она собирается вернуться в контору.
– Никогда.
Он вспомнил разговор о Сальвадоре.
– Ну что ж: конечно, вы вольны поступать по собственному усмотрению, – сказал он примирительным тоном, – хотя мне кажется, что именно работа в данном случае лучше всякой психотерапии. Поезжайте, повидайте мир, будьте полезной там, где в вас нуждаются, – но помните, что двери конторы для вас всегда открыты, можете вернуться, когда пожелаете.
Услышав это Мари расплакалась, – теперь это с ней случалось на каждом шагу.
Коллега подождал, пока она успокоится. Опытный адвокат, он ни о чем не спрашивал, зная, что иной раз легче добиться ответа молчанием, чем задавая вопросы.
Так и случилось. Мари рассказала обо всем, что с ней происходило, начиная с посещения кинотеатра и до недавних истерических припадков при муже, который так ее поддерживал.
– Я сошла с ума, – сказала она.
– Это возможно, – ответил он с видом знатока, но с нежностью в голосе. – В таком случае у вас два выбора: лечиться или продолжать болеть.
– То, что я переживаю, неизлечимо. Я остаюсь в совершенно здравом уме, а напряженность чувствую оттого, что такая ситуация сохраняется уже давно. Но у меня нет таких обычных симптомов безумия, как потеря чувства реальности, безразличие или неуправляемая агрессивность. Только страх.
– Все сумасшедшие говорят, что они нормальны.
Оба рассмеялись, и она вновь налила чаю. Они говорили о погоде, об успехах словенской независимости, о напряженности, возникшей теперь между Хорватией и Югославией. Мари целыми днями смотрела телевизор и была хорошо обо всем информирована.
Прежде чем попрощаться, коллега снова затронул эту тему.
– Недавно в городе открыли санаторий, – сказал он. – Иностранный капитал, первоклассное лечение.
– Лечение чего?
– Неуравновешенности, скажем так. Ведь чрезмерный страх, как и все чрезмерное, – это неуравновешенность.
Мари пообещала подумать, но так и не приняла никакого решения по этому вопросу. Прошел еще месяц. Приступы паники повторялись, и она, наконец, поняла, что рушится не только ее личная жизнь, но и ее семья. Она снова попросила какое-то успокоительное и решилась выйти из дому – во второй раз за шестьдесят дней.
Она поймала такси и поехала к «новому санаторию». По дороге таксист спросил, едет ли она кого-нибудь навестить.
– Говорят, что там очень удобно, но еще говорят, что сумасшедшие буйные и что лечение включает применение электрошока.
– Мне нужно кое-кого навестить, – ответила Мари.
Одной лишь часовой беседы было достаточно, чтобы прекратились длившиеся два месяца страдания Мари. Руководитель заведения – высокий мужчина с крашеными темными волосами, который отзывался на имя «доктор Игорь», – объяснил, что речь идет всего лишь о заболевании Паническим Синдромом – болезнью, недавно вошедшей в анналы мировой психиатрии.
– Это не означает, что болезнь новая, – пояснил он, стараясь быть правильно понятым. – Бывает, что страдающие ею люди скрывают ее из опасения, что их примут за сумасшедших. Тогда как это – всего лишь нарушение химического равновесия в организме, как в случае депрессии.