Айгуль правил особо не нарушала и, что существеннее, почти не отклонялась от безошибочного треугольника «дом — работа — сестра». Костя решил изучить последний угол.
Гульшат жила в непростом доме с огороженной стоянкой, забором, консьержками, камерами и незаселенными в большинстве квартирами — такой микроаналог московских престижных апартаментов, раскупаемых не для жизни, а для вложения наворованных денег. Неушева, впрочем, жила за двоих, усердно — из дома носу не совала. Наружка в этих условиях имела разве что религиозный смысл, как столпничество или медитация, плохо сочетавшиеся с местным климатом. Камасутра — штука приятная и полезная в большинстве отношений, Кама-с-утра-до-вечера-зимой — наоборот.
Костя все-таки попрактиковался, трескуче плюнул, крабом вернулся в снятую квартиру, спас побелевшие пальцы, проверил, не разошлась ли дырка в боку, накатил стакан, почти ничего не почувствовав, и понял, что настало время внедрежа.
С утра он обошел несколько магазинчиков спецодежды и секонд-хенда, к обеду довел до кондиции наиболее убедительные сочетания, подумав, остановился на варианте «сантехник» с резервом «врач скорой помощи», утрамбовал оба комплекта в усердно обшарпанный ящик для инструментов, под поддончик с фонариком, парой ключей и отверток, и пошел в гости. Ежась, быстро переоделся на верхней площадке ближайшего к непростому дому подъезда длиннющей девятиэтажки, вывернул куртку серой стороной наружу, натянул шапку поглубже и внедрился во двор со стороны стоянки.
Вступительные тезисы Костя приготовил заранее, как и мятую бумажку, коряво исписанную фамилиями, адресами и номерами квартир. Ничего не пригодилось. Консьержка, нестарая еще тетка в бабушкином наряде, сама забурчала из-за стекла:
— Опять, что ли, к Гавриловым? Как на работу уже, в самом деле.
— А ремонт надо нормально делать, — назидательно сказал Костя. — Понимаешь, ставят пластиковые трубы и коллекторы китайские — их и разъедает. Экономят, блин. У самих квартира стоит, как в Москве почти, а они…
Консьержка, как и ожидалось, разговор подхватила. Будь Костя домушником, он расцеловал бы тетку взасос, потом усыпил бы ее самым гуманным способом из подвернувшихся и обнес бы все достойные этого квартиры в строгом соответствии с консьержкиными чеканными рекомендациями. Костя вором не был и интересовался единственной квартирой, вернее, ее обитательницей. Получив сытную порцию данных, он увел разговор чуть в сторону, чтобы не запомнилось, рассеянно достал сигарету — и схлопотал от стражницы заряд здоровья, трудно совместимый со счастьем.
Оно и надо было.
Костя хмыкнул, убрал сигарету в пачку, а пачку в карман, и пошел вверх.
Визит сантехника можно было и обосновать: заливание квартиры — штука несложная, хоть и хлопотная, особенно в таком доме, с одной стороны, расфуфыренном, с другой — тихом и пустом. Но насколько Костя понял вводную босса, подтвержденную теткой на входе, девка пошла не в мать с отцом и объехать ее можно на драном венике.
Сначала он решил осмотреться. Сам не понял, почему.
Лестничная площадка была чистой и просторной, хоть гробы дуплетом разворачивай. Две металлические двери: одна общая, попроще и на пару звонков, вторая побогаче — та, что нужна. Ишь, единоличница. С другой стороны, Неушевой и блокироваться не с кем было — разве что с лифтом. Тоже вариант, но не для этой несмеяны в горошек, хранившей кислое выражение на большинстве фоток в соцсетях. Для этой-то без вариантов: сидеть в соплях и ждать, пока прискачет принц в спецовке и устроит внедреж той степени, какую принцесса заслужит.
Костя опустил поднятую к звонку руку и попытался понять, что не так. Осмотрелся, закрыл глаза, открыл, для сравнения поднялся на этаж выше, вернулся, подышал и понял. Не так было с запахом. На лестничной площадке пованивало сладковатой химией типа ацетона. Может, соседка краску с сынишкиных штанов оттирала. Впрочем, какая уж зимой краска на штанах, это весенняя забава. Но было еще что-то под ацетоном, неуловимо знакомое и душное. Костя почему-то вспомнил Лизку, кошку, которая жила у него пятнадцать лет, и даже присел — не то от неожиданности, не то еще почему.
Пахло от двери Неушевой, от нижней доли.
Костя присмотрелся, потрогал, косо посветил фонариком.
Было там неровное пятно, почти незаметное — будто провели смоченной растворителем тряпочкой, замывая что-то. Грязь с царапин, например, — кстати, довольно кошачьего вида. Стоял кошак, точил ни с того ни с сего когти о дверь, декоративную пленку вон до металла продрал. Его прогнали, царапины затерли, а Костя, дурак, изучает. Других дел у него нет.
Костя встал, задумчиво поднял руку к звонку — и тут дверь защелкала замком.
Теперь Костя метнулся вниз по лестнице. Перехват на пороге — вполне рабочая завязка, но вариантов его развития шиш да маленько, и все радикальные. Особенно с учетом того, что клиент — девушка, да еще в депрессняке, да еще, не исключен такой вариант, открывающая дверь первый раз за месяц — у сестры-то, поди, свой ключ. Принцесса могла заорать, могла послать подальше под предлогом того, что торопится, — и, даже впустив сантехника, вряд ли позволила бы осмотреться и выведать. Пусть выходит — а там решим, что лучше: ее пасти или квартиру изучать.
Первый вариант выбрался сам собой, пока принцесса набивала код сигнализации и воевала с замками, которые проверила два раза. Не на пять минут отходила — и не в равновесном состоянии. А еще и сигнализация. Костя вызвал лифт и беззвучно побежал вниз. У первого этажа он перешел на спокойный шаг, прислушался: лифт еще гремел дверями, значит, Неушева не пошла пешком, стало быть, время было, — и миновал консьержку, отсалютовав ей пачкой сигарет.
Такси возле подъезда не было — уже проще. Ножками отправится. Машины у нее вроде не было, скромные мы, зареванные младшенькие дочки местных олигархов.
Переоделся Костя на площадке второго этажа, не добегая до стартовой позиции. Увидят, так и плевать. Не увидели. Зато сам Костя между припадками дрожи в окошко поглядывал — и засек, куда девка направилась. По тому же принципу — «увидят — так плевать» — запихнул ящик с инструментом и одеждой глубоко под лестницу на первом этаже и последовал за объектом.
Объект и впрямь ушел недалеко — просторными дворами к торговому центру на ближайшем размашистом перекрестке. Впрочем, в Чулманске все перекрестки были размашистыми, улицы широченными, проспекты бесконечными, а ветры пронзительными. Аэродинамическая труба, а не город. И никакие пробки эту трубу не укупоривали. Торговых комплексов было что автобусных остановок, но даже возле самых крупных моллов движение не замирало, словно улицы проектировались не в брежневские 70-е, а вот прямо сейчас, с учетом вздутого автопарка и примата торговли над всеми прочими человеческими проявлениями.
Торгово-развлекательный комплекс «Солнечный» был не самым крупным, как и запрятанная в его недрах кафешка «Солнышко». Кафешка была хитро поделена — на японский, итальянский и татарский залы, зону курящих-некурящих, сидящих у стоек, за столиками и в кабинках. Плюс еще пара градаций, которых Костя уже не уловил. Цены тоже были хитрыми почти по-московски — но к таким провинциальным вывертам Костя привык еще в первых командировках. Он выбрал себе угол в татарском секторе, темный и позволяющий наблюдать за входом и японскими окнами, между которыми плюхнулась Гульшат. Попробовать местную кухню Костя собирался давно, но все как-то не срасталось — татарские закусочные почему-то все время оказывались на полквартала дальше, чем русские, итальянские или безродные клоны бутербродных сетей. На сей раз тоже не срослось. Не успев перелистнуть супы, Костя отложил меню, подхватил куртку, напомнил себе: милый сосунок из Москвы, веселый, но душевный, — и пошел унимать рыданья.