Иисус никогда бы не сделал этого: и Он сам, и предатель были всего лишь жертвами. Зло должно проявиться и исполнить свою роль для того, чтобы Добро в конце концов восторжествовало. Если бы не было предательства, не было бы и распятия, не сбылось бы предначертанное и жертва никому бы не послужила примером.
На следующий день появился в Вискосе чужестранец, как часто бывало. Падре не придал этому никакого значения и никак не соотнес это со своей молитвой и с прочитанным отрывком из Евангелия. Когда же он услышал рассказ о натурщиках, с которых Леонардо да Винчи писал персонажей «Тайной вечери», он вспомнил, что читал нечто подобное в Библии, но в тот вечер подумал, что это всего лишь совпадение.
И лишь после того, как сеньорита Прим сообщила о пари, заключенном ею с чужестранцем, понял падре, что молитва его услышана.
Зло должно проявиться и совершиться, чтобы в итоге Добро могло тронуть сердца здешнего народа. Впервые за все то время, что провел священник в Вискосе, церковь была переполнена. Впервые самые важные персоны города собрались в ризнице.
«Зло должно проявиться и совершиться, чтобы люди поняли ценность Добра». Со здешними людьми произойдет то же, что и с предателем-апостолом, который вскоре
после того, как свершил свое деяние, понял, что он свершил, — они устыдятся и раскаются так сильно, что Церковь станет для них единственным прибежищем, а Вискос наконец-то превратится в город верующих.
А он, здешний священник, станет орудием Зла, он возьмет на себя эту роль — возможно ли полнее и глубже показать Господу свое смирение?! Пришел мэр, как и было условленно.
— Расскажите мне, падре, что я должен делать.
— Я сам проведу собрание, — прозвучало в ответ.
Мэр заколебался —он был в городе высшей властью, и ему вовсе не хотелось, чтобы такой важной темы прилюдно и публично касался посторонний. А падре, хоть и провел в Вискосе больше двух десятилетий, все же был не местным, не знал всех здешних легенд и поверий, и в жилах его не текла кровь Ахава.
— Я полагаю, что в столь серьезных обстоятельствах обратиться к народу надлежит все-таки мне, — сказал он.
— Ладно, будь по-вашему. Это даже и к лучшему, ибо, если выйдет скверно, Церковь останется в стороне. Я сообщу вам свой план, а уж вы возьмете на себя труд его обнародовать.
— Впрочем, по зрелом размышлении я понял, что если уж план — ваш, то будет честней и справедливей, если вы о нем и расскажете.
«Вечный страх, — подумал падре. — Хочешь подчинить себе человека — заставь его испытать страх».
Без десяти девять хозяйка гостиницы и жена мэра подошли к дому Берты и, войдя, застали старуху за вязанием.
— Нынче вечером наш город на себя не похож, — сказала она. — Я слышу топот многих ног, в баре все эти люди не поместились бы.
— Это наши мужчины, — ответила хозяйка гостиницы. — Они идут на площадь, чтобы решить, как быть с чужестранцем.
— Понятно. А что тут решать? Либо принять его предложение, либо пусть через двое суток едет восвояси.
— Нам и в голову никогда бы не пришло принять его предложение, — возмутилась жена мэра.
— В самом деле? А я слышала, будто наш падре прочел сегодня замечательную проповедь, вспомнив, как жертва одного человека спасла все человечество и как Бог, приняв предложение сатаны, покарал самого верного из своих рабов. Что дурного, если жители Вискоса воспримут предложение чужестранца как… ну, скажем, как сделку.
— Вы, должно быть, шутите.
— Нет, я вполне серьезно. Вы, похоже, меня обманываете. Обе дамы хотели встать и уйти, но это было бы слишком рискованно.
— Да, кстати, а чему я обязана честью видеть вас у себя? Раньше такого, помнится, не бывало.
— Два дня назад сеньорита Прим сказала, что слышала, как воет проклятый волк.
— Всем известно, что проклятый волк — глупая выдумка нашего кузнеца, — сказала хозяйка гостиницы. — Уверена, он отправился в лес с какой-нибудь женщиной из соседней деревни, начал там ее домогаться, получил отпор и сплел историю про то, как на него напал волк. Но мы, тем не менее, решили посмотреть, все ли благополучно возле вашего дома.
— Все в полнейшем порядке. Я вяжу салфетку на стол, хоть и не поручусь, что успею завершить работу, — может быть, я завтра умру. Наступило неловкое молчание.
— Вы, наверно, знаете, что со стариками такое иногда случается: возьмут да умрут, — добавила она. Атмосфера разрядилась и стала такой, как прежде. Или почти такой.
— Вам рано еще думать о смерти.
— Может, и рано, но кто знает, что ждет нас завтра? Кстати, к вашему сведению, именно об этом я думала весь сегодняшний день.
— Для этого были какие-нибудь особые причины?
— Вы находите, что должны быть особые причины?
Хозяйка гостиницы почувствовала, что необходимо срочно сменить тему разговора, но сделать это надо было осторожно. К этому времени собрание на городской площади уже началось, а продлиться оно должно было всего несколько минут.
— Я нахожу, что с возрастом все мы начинаем осознавать неизбежность смерти. И надо учиться принимать ее с кротким и мудрым смирением, ибо порою она избавляет нас от ненужных страданий.
— Ваша правда, — ответила Берта. — Именно об этом я и размышляла сегодня целый день. И знаете, к какому выводу пришла? Я очень-очень, ну просто ужас как боюсь смерти. И не верю, что пробил мой час.
Снова повисло тягостное молчание, и жена мэра вспомнила давешний разговор в ризнице об участке земли, примыкающем к церкви, — говорили-то они об одном, а в виду имели другое.
Ни она, ни ее спутница не знали, что творится на площади: никто не мог угадать, какой план предложит жителям священник и какова будет реакция горожан.
Бессмысленно было заводить с Бертой разговор напрямую — никто просто так, за здорово живешь, не согласится умереть. Мысленно она поставила себе задачу: если и впрямь они хотят убить старуху, надо придумать способ сделать это так, чтобы обойтись без насилия и не оставить следов борьбы — ведь будет следствие.