– Я ее не писал, – чуть слышно произнес он и уронил стакан с виски на свои шорты…
Мне не нужно было спрашивать Романа по поводу записки во второй раз. Я слишком хорошо его знала. То, что он ее не писал, было понятно сразу, с того самого момента, как я заглянула ему в глаза. Роман посмотрел на свои некогда белые шорты и раздраженно поджал губы:
– Ты не знаешь, виски отстирывается?
– Что? – Мне показалось, что я медленно, но верно схожу с ума. Мне было страшно оттого, что в данной ситуации Роман беспокоился за свои шорты, а совсем не за то, что кто-то подкинул нам эту ужасную записку.
– Я говорю, ты не знаешь, виски отстирывается?
– Не знаю. Вручную-то, наверное, нет.
– Шорты классные, новые. Я их только купил на Охотном Ряду. Дорогие, зараза. А может, их в химчистку отнести?
– Точно, – нервно кивнула я головой, – сейчас столько классных химчисток. Там все на свете отстирают и приведут в лучший вид. Для них ничего невозможного нет. Правда, это денег приличных стоит, но если ты покупаешь шорты на Охотном Ряду, то тебе ничего не стоит заплатить за них в химчистке где-нибудь на Арбате. Если тебе некогда, скажи Ленке, пусть отнесет.
– Не переживай. Скажу.
– А я и не переживаю. Уж если кто-то и переживает за свои шорты, то это ты.
Как только от нас отошел услужливый официант, собравший остатки битого стакана и положивший на шорты Романа сухую салфетку, я резко схватила своего любимого за воротник рубашки и процедила сквозь зубы:
– Роман, ты что, совсем сбрендил?!
– Что ты сказала?! – Роман тут же нахмурил брови, убрал с воротника мою руку и раздраженно посмотрел на людей, сидящих за соседними столиками, которые по-прежнему не скрывали своего интереса к нашей беседе, а, наоборот, затихли и прислушивались к тому, о чем мы говорим. – Ребят, вы на отдых приехали?
– Да, – заметно засмущались те и, чтобы хоть как-то скрыть появившуюся неловкость, начали разговаривать на различные темы, перестав обращать на нас внимание.
– Так отдыхайте, ребята! Отдыхайте! И не суйте свой нос в чужие дела. – Как только Роман закончил свое обращение к народу, он вновь повернулся к барной стойке и закурил сигарету: – Ты что руки распускаешь? Совсем с катушек съехала!
– Благо что не ноги.
– Мне нравится, когда ты свои ноги распускаешь в постели. Это действительно высший пилотаж. Так я что-то не понял. Что же случилось такое ужасное, что ты стала меня хватать за ворот рубашки?
– А то, что ты мыслишь не в том направлении.
– А в каком направлении я должен мыслить?
– В том, что кто-то подкинул нам записку. И это действительно страшно. Ты меня понимаешь?! Страшно то, что этой ночью появилась эта записка, а не то, что ты пролил виски на свои новые шорты.
– Я все понимаю.
– И что ты понимаешь?
– То, что ты зачем-то показываешь мне записку, которую написала сама!
– Я??? – Мне катастрофически не хватало воздуха.
– Ты.
– Да зачем оно мне надо?! – с трудом выдавила я из себя.
– Это я хотел у тебя спросить. И не нужно кричать. На нас уже и так весь бар смотрит. Откуда я знаю, может, ты просто поприкалываться захотела.
– Да ты себе представить не можешь, что я почувствовала, когда ее прочитала! У меня все поплыло перед глазами, – зашипела я. – У меня вообще все слилось. Стены, коридор, лампы… Меня всю ночь кошмары мучили. Я не могла дождаться встречи с тобой, чтобы спросить, зачем ты это сделал!
– Я ничего не писал, – замотал головой Роман.
– Я тоже.
– Ты уверена?
Я покраснела как вареный рак и с ненавистью посмотрела на Романа. Казалось, что еще немного, и я буду его душить.
– Кретин! А я и не знала, что ты конченый кретин!
Не помня себя, я нагнулась для того, чтобы вцепиться в горло мужчине, которого, несмотря ни на что, я безумно люблю и который откровенно надо мной издевается, но Роман перехватил мои поднятые руки и совершенно спокойно поднес их к своим губам:
– Ева. Все хорошо. Успокойся.
– Послушай, но я действительно не писала эту записку. – В моих глазах появились слезы. – Я понимаю, что ты тоже ее не писал. Знаешь, мне страшно оттого, что мы ее не писали, но она все же откуда-то взялась.
– А может, ее написал твой муж?
Роман успокоился и решил рассуждать здраво. Видимо, эта записка привела его в шок, и все, что произошло в эти минуты, можно было списать на оголенные нервы. Нервы от нашего быстрого, неожиданного расставания и от того, что ему довелось еще раз услышать имя, которое он боялся услышать больше всего на свете, потому что этого человека уже нет и убил его он сам.
– А мужу-то зачем это надо? Муж тут вообще не при делах. Он про этого Икселя ни слухом ни духом.
– А кто тогда это написал? – В глазах Романа появились страх и беспомощность.
Я залпом выпила полкоктейля:
– Знаешь, когда ты оставил меня вчера одну на пляже, я заметила одного странного человека…
– Какого еще человека?
– Он был одет во все черное и стоял рядом с тем лежаком, где мы занимались любовью.
– А почему этот человек показался тебе странным?
– Не знаю. Мне что-то подсказало. Интуиция, что ли.
– Я считаю, что человек в черном – это плод твоей фантазии, – сказал как отрезал Роман.
– Но он помахал мне рукой.
– Немудрено. Ты очень красивая девушка. И если какой-то мужчина помахал красотке в махровом халате, которая одна прогуливалась у моря, то я не вижу в этом ничего страшного. Это нормально.
– Возможно, ты прав. Просто мне было как-то неприятно.
– Неприятно оттого, что незнакомые мужчины оказывают тебе знаки внимания?
– Неприятно оттого, что была глубокая ночь.