– Ну почему ты спрашиваешь? Разве ты не знаешь?.
– Нет, ты скажи! Не хорошо отвечать вопросом на вопрос.
– Да.
– Нет, не так. Скажи: «Витенька, я тебя люблю».
– Витька, я тебя люблю.
– Спасибо, солнышко. Спасибо. Ты же меня не винишь? Ты же понимаешь, что я не убивал?
– Знаю…
– Как же я благодарен тебе за твою любовь и мудрость. Твоя вера творит чудеса. Я уверен, что все забудется и мы будем жить как раньше, а быть может, и еще лучше.
– Значит, ты не идешь на работу? – Я еще раз задала мучивший меня вопрос, на который прекрасно знала ответ.
– Нет, родная. Я буду дома несколько дней. Скажи, ты рада?
– Конечно, рада, а сейчас прости. Такое потрясение! Я сама не своя. Мне надо отдохнуть.
– Да, да, конечно, спи. – Виктор ласково провел рукой по моим волосам. – Как говорится, утро вечера мудренее. Хотя эта пословица не совсем в тему – уже день.
– Витюш, не морочь голову. Надо отдыхать, а то у нас совсем крышу сорвет.
– Ничего. Всё пройдет, всё забудется. Спи, моя хорошая… Моя единственная… Вот увидишь, мы проснемся, и будет намного легче.
Я отвернулась и закрыла глаза. Как после таких слов собирать вещи? Меня замутило…
Проснувшись, я тут же подняла голову и посмотрела на часы. Ровно час дня. Рядом со мной спал мой супруг, который постоянно стонал и хмурил брови. Возможно, ему снились кошмары. И это неудивительно. Я смотрела на спящего мужа и думала, как ему сказать, что через несколько часов я должна быть с вещами у другого мужчины. Муж сейчас был настолько слаб и бессилен, что оставлять его в такой страшный момент было бы равносильно чудовищному и непростительному предательству. Это называется удар в спину. Сильный и резкий удар в спину, и не от кого-нибудь, а от самого близкого человека. Я и представить не могла, как скажу мужу, что я от него ухожу. Я тут же закрыла глаза, сморщилась и с ужасом подумала о том, какую дикую боль я могу причинить своему мужу. Как тяжело построить собственное счастье на чужой боли. И это действительно тяжело. Хоть и говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь. Но все это неправда. Построишь, еще как построишь. Надо только постараться и набраться терпения.
И все же, несмотря ни на что, я прекрасно относилась к своему мужу, отцу моего ребенка. Я была к нему очень привязана и благодарна за те годы, что мы прожили вместе. За эти годы произошло много хорошего и доброго. И это нельзя вытащить из своей памяти и перечеркнуть жирной черной чертой. Это прошлое, которое будет постоянно напоминать о себе, от которого никуда не денешься и не спрячешься за чужую спину.
Мне хотелось разрыдаться от мысли, что придется собирать свой чемодан при муже, что придется слушать его упреки, истерики и ругательства в свой адрес. Я не могла представить, как оставлю его тут одного после всего, что произошло. Ведь сейчас он, как никогда, нуждается в моей поддержке и в том, чтобы я обязательно была рядом. Я даже представила то, что будет с моим мужем после того, как я уйду. Я представила его пьяным, голодным, бедным, брошенным, неухоженным, небритым, с большой бородой, на полу, рядом с кучей пустых бутылок из-под спиртного и открытым холодильником. Если бы я могла, то, как Маргарита Павловна из «Покровских ворот», бегала бы от Романа к своему мужу, кормила его, укладывала спать, стирала бы его рубашки, затем собирала на работу, напоминала ему, чтобы он ничего не забыл, завязывала бы его галстук, махала бы ему рукой, стоя на балконе, когда он шел к своей машине, и… опять возвращалась к Роману. Если бы я только могла…
Полежав еще пару минут, я открыла глаза и подумала, что после моего ухода Виктор может сломаться, пойти в милицию и во всем честно признаться. Потому что после того, как он потеряет меня, он уже может не бояться потерять свободу. Жизнь без меня для него просто бессмысленна, так какая разница, где она пройдет, дома или за колючей проволокой. После моего ухода его может, мягко говоря, переклинить, и он пойдет на самые необдуманные шаги. Если это произойдет, то мое счастье с Романом будет слишком коротким, потому что следом за Виктором за решетку пойду я сама как соучастница преступления. От этой мысли мне стало еще хуже, и я готова была провалиться сквозь землю. Не помня себя, я подняла руку и со всей силы ударила кулаком по стене.
Виктор тут же проснулся, открыл глаза и посмотрел на меня ничего не понимающими заспанными глазами.
– Ева, что это было?
– Соседи стучат, – равнодушным голосом ответила я.
– А что они стучат?
– Чтобы мы с тобой просыпались.
– А откуда они знают, что мы спим?
– Догадываются.
– Ев, ты что несешь? Ева?!
Посмотрев на испуганного мужа, я сама устыдилась того, что сделала, и постаралась его успокоить:
– Вить, что ты сразу вспылил? Это я нечаянно кулаком по стене ударила.
– Нечаянно кулаком по стене?
– Ну да. А у тебя что, такого не бывает?
– А у тебя такое часто бывает?
– Бывает иногда.
Виктор сел на кровати и принялся растирать свои виски. Голова после вчерашней дозы коньяка, по всей вероятности, очень сильно болела.
– Вить, как твое сердце? – спросила я с неподдельной озабоченностью.
– Стучит. – Муж приложил к своей груди руку.
– Я серьезно спрашиваю.
– А я серьезно отвечаю. Сколько времени-то?
– Уже второй час.
– Вот это мы дали…
– Выспался?
– Выспаться-то выспался, только голова трещит.
Муж встал и пошел в ванную.
– И какого черта я столько коньяка выпил? Голова теперь разламывается.
Не знаю зачем, но я тут же вскочила со смятых простыней и побежала следом за ним в ванную.
Виктор взял тюбик с зубной пастой и взглянул на меня мутными со сна глазами.
Я чувствовала, как к горлу подкатил ком, и молчала, не в силах произнести даже слово.
– Ева, ну говори, не молчи! Что ты молчишь и хлопаешь ресницами? Что случилось-то?